Ужасы. Замкнутый круг - [50]

— Почему вы его терпите?

— Вы ничего о нас не знаете, а если и знаете, то гораздо меньше, чем думаете, — ответил он. — Да, мы верим в Бога, но мы также верим в то, что, если человека убили, его душа вселяется в сердце убийцы, чтобы терзать его.

Я заметила, что это любопытное верование, однако оно не имеет отношения к делу.

— Не имеет отношения? — повторил он. — Именно поэтому мы оставили это чудовище в живых. Именно поэтому он такой, какой он есть. Его отец убил соседа — я уверен, что непреднамеренно, в гневе, но так вышло. Через несколько недель родился этот мальчик. Он был рожден злобным, жестоким и хотел только одного — уничтожить самого себя и свою семью. Вот откуда мы узнали, чья у него душа, вот почему его семья покрыта позором.

— Но почему вы говорите, что он навредил только своей семье? А как насчет дома, ушедшего под землю? Как насчет его несчастных обитателей?

Трифон уставился на меня, как на дурочку.

— Это был его дом. Там жила его семья. Он уничтожил его. — И, словно желая, чтобы я ушла, он отодвинул свою чашку.

Но я еще не закончила.

— А что сталось с моей предшественницей? — спросила я.

— С ней? Она присутствовала при этом, потом сбежала от нас. С ней ничего не случилось, и с вами тоже ничего не случится. После этого Акакия долго никто не видел. Семья его жила в нищете. Они сказали, что он впал в спячку и скоро умрет. Мы поверили им, Боже милосердный, мы надеялись на это. Ему следовало умереть. Тогда мы и послали за вами. И вот вы здесь. Акакий слабее, чем прежде, так что оставьте его в покое, оставьте его гнить. Просто не убегайте в страхе, иначе нам придется нанимать другую учительницу. Он — само зло, но он вам ничего не сделает, только напугает. Тем более в доме Шалдина, где он боится Ларисы — она сильнее его, да и всех нас. Видите, я же говорил вам, что вы ничего не знаете о нас. Каждый из нас обладает долей могущества, но мы действуем осторожно и не пользуемся им без нужды. Иначе мы все выглядели бы, как Акакий. Теперь вы знаете, почему мы поселили вас туда, несмотря на возражения Шалдина.

— Нет, — возразила я, — нет, она не убежала.

— Что? Кто не убежал?

— Ваша последняя учительница. Она мертва. Акакий высосал из нее жизнь.

— Чушь. Вы думаете, что он всесилен?

— А разве нет? — усмехнулась я. — Тогда я скажу вам, мудрый атаман, почему я считаю, что Акакий убил учительницу, — потому что он делает то же самое со мной. — Я хотела показать ему отметины, синяки и шрамы, но не могла — на мне была блузка с высоким воротом, чтобы скрыть их. К тому же я знала, что он мне просто не поверит. У него была своя вера, как и у всех жителей деревни — ведьм и дьяволов или кем они там были. Я, разозлившись, поднялась и вышла из лавки. Я не была демоном, как и моя предшественница; мы были совершенно другими людьми — жертвами.

Вечером я отправилась в церковь, в обычную православную церковь, какую можно найти в каждом селе. Я молилась за свою душу, хотя подумала, что Господь, наверное, давно уже не заглядывал в это место и не слышит меня. Потом я вернулась в дом Шалдина. В голове у меня мелькали противоречивые мысли; сидя на кровати, я заметила свой чемодан и подумала, что мне следует прислушаться к инстинкту и бежать отсюда. Я могла бы угнать телегу, но как вытащить отсюда чемодан — ведь обитатели дома заметят это? Я оказалась в ловушке, понимаешь, капитан? Я не могла уехать и не могла надеяться остаться в живых — мне оставалось договориться с Акакием. Я подумала, что, возможно, мне удастся убедить его оставить меня в покое.

За ужином я не сказала ни слова о своих намерениях, но, когда стемнело, разделась и не стала закрывать ставни. Я откинулась на подушки и стала ждать. Я попыталась немного почитать, взяла Гоголя, но не смогла сосредоточиться, поэтому отложила книгу, легла и продолжала ждать.

В конце концов я, должно быть, задремала. В этот момент Акакий постучал в стекло. И снова за спиной у него клубился туман. Он ухмылялся. Я села в постели и сказала как можно более сурово:

— Я хочу поговорить с тобой.

На миг мой тон отпугнул его, но затем на лице его снова появилась злобная усмешка, и он оказался в комнате.

— Ложись, — сказал он, — я не хочу с тобой разговаривать. Мне нужна твоя жизнь, а не разговоры.

Я попыталась не поддаваться его чарам, но тело мое повиновалось ему против моей воли. Но говорить я могла, и я произнесла:

— Делая это, ты сжигаешь свою жизнь. Остановись, иначе ты будешь навеки проклят.

Он рассмеялся, и смех его перешел в кашель.

— Мне все равно конец, — проскрежетал он. — Но ты поможешь мне прожить еще немного.

— Но почему ты не прекратишь это, почему не хочешь обрести покой? — спросила я его.

— Потому что я слишком сильно люблю этот огонь. Что мне жизнь без него?

Глаза его закатились в экстазе, и внутренний огонь поглотил его. Мебель в комнате задрожала и начала двигаться. Кровать подо мной затряслась, заскрипела. Взгляд слезящихся глаз Акакия остановился на мне.

— Тебе этого не понять, — сказал он. — Если бы ты поняла, ты бы поддалась искушению и погрузилась в наслаждение вместе со мной; но таким, как ты, недоступно наше знание.