Ужасы. Замкнутый круг - [43]

Зарубкин сделал глоток из бутылки водки, затем передал ее Гладыкину, шедшему справа. Тот поднял бутылку с радостным возгласом, словно национальное достояние, и, прежде чем передать ее Гетцу, отхлебнул как следует. Шагавший слева от Зарубкина Ваня подал ему новую бутылку — должно быть, он припрятал ее за пазухой шинели. Зарубкин улыбнулся ему, и тут же перед ним мелькнуло его искаженное страхом лицо, освещенное пламенем пожаров, пылавших минувшей ночью в Яме. Все начали драгуны вроде него: два идиота, решивших, что какая-то мадам обманула их на три рубля, два человека, которых жара, нервное напряжение, импотенция и спиртное довели до того, что они организовали целую армию гражданских, начавшую грабить и убивать. Сегодня эти гражданские, обезумев, бродили по Москве: насилие порождает насилие. Жаждущая крови толпа забыла о шлюхах и обратилась с более зловещими намерениями к другой цели — жидам. Евреям.

Зарубкин, капитан лейб-гвардии, взглянул из-за плеч своих приятелей вперед, в туман. Почему, размышлял он, озлобленные люди не разгромили вместо Ямы это отвратительное место? Даже полицейские избегали появляться на Хитровке. Плотное одеяло тумана скрывало язвы этого места, но запах его был неистребим, и Зарубкину показалось, что он покрывается какой-то слизью. Он как следует хлебнул из Ваниной бутылки и прорычал:

— К черту добропорядочных граждан!

В конце концов, именно из-за них он и его друзья вынуждены были сегодня прийти сюда. Они пошли бы куда угодно, только подальше от толпы. Пусть те, у кого сегодня дежурство, варятся в этом аду. Только не он, только не две ночи подряд.

Гладыкин рассмеялся и похлопал его по плечу.

— К черту добропорядочных, — согласился он и добавил: — Пусть они все сгорят в аду, если хоть один из нас сегодня подцепит здесь мандавошек.

Ваня воскликнул:

— Мандавошки! За мандавошек!

Затем они выпили за здоровье гнид и зашагали дальше. Сапоги их стучали по булыжникам погруженной во тьму мостовой, словно лошадиные подковы.

Какое зло ни обитало в Яме, оно не шло ни в какое сравнение с Хитровкой. Здесь, как Зарубкин узнал из откровенных газетных статей Гиляровского,[25] девочки в возрасте десяти-одиннадцати лет сменяли занятия попрошайничеством на проституцию и назывались «тетками». Многие к этому времени становились алкоголичками, хотя их сутенеры, «коты», и разбавляли водку. Не многие доживали до четырнадцати лет. Гиляровский не встретил ни одной проститутки старше четырнадцати. И теперь благодаря двум идиотам в военной форме злополучным девчонкам-неумехам придется конкурировать с профессиональными проститутками, отчаявшимися жертвами вчерашнего пожара. Сколько из них, размышлял Зарубкин, бродит сейчас в тумане впереди?

Четверо приближались к центру Хитровки, и из темноты начали появляться попрошайки. Нищие жили в переполненных домах вокруг площади — тысячи грязных тел теснились на пространстве в несколько кварталов. Некоторые были изувечены или обезображены и не в состоянии были работать. Некоторые держали в руках детские трупики, чтобы вызвать сочувствие и получить несколько монет, хотя смерть ребенка для них означала лишь избавление от лишней проблемы. Часто мертвые дети были чужими.

При виде плечистых, откормленных гвардейцев большинство нищих уползали обратно в тень, в клубящийся туман. Офицеры направлялись к трактиру «Пересыльный»,[26] где уцелевшие проститутки из Ямы, скорее всего, нашли убежище. Проходя мимо разведенного на тротуаре костра, Зарубкин почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Это оказалось костлявое создание, гревшее руки над огнем, на котором другой несчастный, не замечая прохожих, варил в ржавом котелке бурду из колбасы и лука — «собачью радость». Существо, смело уставившееся на военных, походило на старого карлика. Пламя костра освещало его руки с кожей, напоминавшей пергамент, и почти безволосую голову, казалось, сплющенную с одной стороны. Карлик ухмыльнулся Зарубкину, открыв коричневые обломки, перемежавшиеся с дырами, как у ребенка, теряющего молочные зубы. Нос его походил на гнилую морковку. Шипение варившейся бурды, казалось, исходило изо рта карлика. Зарубкин отвернулся. Он велел себе успокоиться и обнаружил, что рука его сжимает рукоятку револьвера.

В этот момент Гладыкин объявил:

— Думаю, настало время разделиться, господа. Если пойдем вместе, распугаем наших прелестниц. Чего доброго, после вчерашнего тетки подумают, что мы пришли убивать их.

— Хорошо, — согласился Гетц, — увидимся в «Пересыльном».

Он внезапно свернул в проулок. Они слышали его шаги еще долго после того, как он скрылся из виду. Гладыкин подмигнул Зарубкину, развернулся и последовал за Гетцем, словно птица в косяке. «Увидимся, друг», — донесся из тумана его голос. Зарубкин обернулся к Ване, но обнаружил, что тот без предупреждения покинул его. Зарубкин замедлил шаги и огляделся. Ему не особенно хотелось разгуливать по этому месту в одиночку, хотя офицерам здесь практически ничто не угрожало.

То там, то здесь жалкие огоньки освещали группы людей, но туман поглощал их голоса и превращал их в бесформенные фигуры. Карлик с тротуара исчез. Возможно, туман поглотил и его.