Ужасный день - [10]

- Не должно быть! - отвечал старый штурман.

- А как глубина у берега?

- По карте двадцать фут.

- И отлично... В полветра мигом долетим...

- Как бы в эдакий шторм не сломало мачт! - вставил старший офицер.

- Есть о чем говорить теперь, - небрежно кинул капитан и, подняв голову, крикнул в рупор: - Живо, живо, молодцы!

Но "молодцы", стремительно качавшиеся на реях и цепко держась ногами на пертах*, и без подбадривания, в надежде на спасение, торопились отвязывать марселя и вязать рифы, несмотря на адский ветер, грозивший каждое мгновение сорвать их с рей в море или на палубу. Одной рукой держась за рею и прижавшись к ней, другой, свободной рукой каждый марсовой делал свое адски трудное дело на страшной высоте, при ледяном вихре. Приходилось цепляться зубами за мякоть паруса и рвать до крови ногти.

_______________

* П е р т ы - веревки под реями.

Наконец минут через восемь, во время которых клипер приблизился к бурунам настолько близко, что можно было видеть простым глазом черневшие по временам высокие камни, паруса были поставлены, и "Ястреб", с марселями в четыре рифа и под стакселем, снова, как послушный конь на доброй узде, бросился к ветру и, накренившись, почти чертя воду бортом, понесся теперь к берегу, оставив влево за собой страшную пенящуюся ленту бурунов.

Все перекрестились. Надежда на спасение засветилась на всех лицах, и боцман Егор Митрич уж ругался с прежним одушевлением за невытянутый шкот у стакселя и с заботливой тревогой посматривал наверх, на гнувшиеся мачты.

- Спасайте-ка свои хронометры, Лаврентий Иваныч, - сказал капитан, когда клипер был уже близко от берега, - удар будет сильный, когда мы врежемся.

Старый штурман пошел спасать хронометры и инструменты.

Клипер, словно чайка, летел с попутным штормом прямо на берег. Мертвое молчание царило на палубе.

- Держись, ребята, крепче! - весело крикнул канитан, сам вцепившись в поручни... - Марса-фалы отдай! Стаксель* долой!

_______________

* С т а к с е л ь - косой треугольный парус.

Паруса затрепыхались, и "Ястреб" со всего разбега выскочил носом в устье лощины, глубоко врезавшись всем своим корпусом в мягкий песчаный грунт.

Все, как один человек, невольно обнажили головы.

VI

- Спасибо, ребята, молодцами работали!.. - говорил капитан, обходя команду.

- Рады стараться, вашескородие! - радостно отвечали матросы.

- За вас вечно будем бога молить! - слышались голоса.

Капитан приказал выдать людям по две чарки водки и скорей варить им горячую пищу. Вслед за тем он вместе с старшим офицером спустился вниз осматривать повреждения клипера. Повреждений оказалось не особенно много, и воды в трюме почти не было. Только при ударе тронуло машину да своротило камбуз.

- А молодец "Ястреб", крепкое судно, Николай Николаич.

- Доброе судно! - любовно отвечал старший офицер.

- Сегодня пусть отдохнет команда, да и здесь стоять нам хорошо... шторм нас не побеспокоит, - продолжал капитан, - а с завтрашнего утра станем помаленьку выгружать тяжести и провизию и еще вытянем подальше клипер, чтобы спокойнее зимовать и не бояться ледохода...

- Есть, - проговорил старший офицер.

- Провизии у нас ведь довольно до весны?

- На шесть месяцев...

- И, значит, отлично прозимуем в этой дыре, - заметил капитан, поднимаясь из машины.

Радостные, счастливые, иззябшие и страшно голодные, спустились офицеры в кают-компанию и торопили вестовых подать водки и чего-нибудь закусить да скорей затопить печку. Об обеде пока нечего было и думать. Все заготовленное с утра пропало в свороченном на сторону камбузе.

- Вот тебе и Сан-Франциско! - проговорил после нескольких минут взволнованного молчания лейтенант Сниткин, оправившийся от страха и несколько сконфуженный, что видели его отчаянное малодушие.

- Молите бога, что вас не едят теперь рыбы! - серьезно заметил Лаврентий Иванович и с видимым наслаждением опрокинул себе в рот объемистую рюмку рома и закусил честером. - Если бы не наш умница капитан, были бы мы в настоящую минуту на дне морском. Он нас вызволил... Гениальная находчивость... Лихой моряк!..

И старый штурман "дернул" другую.

Все в один голос соглашались с Лаврентием Ивановичем, а мичман Нырков восторженно воскликнул:

- Я просто влюбился в него после сегодняшнего дня!.. И какое дьявольское присутствие духа...

В эту минуту двери отворились. Все смолкли. Вошел капитан вместе со старшим офицером.

- Ну, господа, - проговорил он, снимая фуражку, - вместо Сан-Франциско будем зимовать здесь, в этой трущобе... Что делать?! Не послушал я вчера нашего уважаемого Лаврентия Иваныча... Не ушел. А теперь раньше весны отсюда не уйдем... При первой возможности я дам знать начальнику эскадры, и он пришлет за нами одно из судов. Оно отведет нас в док, мы починимся и снова будем плавать на "Ястребе"... Да что это вы, господа, на меня так странно смотрите? - вдруг прибавил капитан, заметив общие удивленные взгляды, устремленные на его голову.

- Вы поседели, Алексей Петрович, - тихо, с каким-то любовным почтением проговорил старый штурман.

Действительно, его белокурая красивая голова была почти седа.

- Поседел?!. Ну, это еще небольшая беда, - промолвил капитан. - Могла быть беда несравненно большая... А что, господа, не позволите ли у вас закусить? - прибавил он. - Страшно есть хочется.