Ужас в музее - [39]

Ведомый чутьем, точно взявшая след гончая, я отправился в Гатри, ибо уже на протяжении многих лет собирал сведения о развитии культа змей у индейцев. Очевидный подтекст фольклорных сказаний и археологических материалов всегда наводил меня на предположение, что у великого Кетцалькоатля — милостивого змеебога мексиканских племен — есть более древний и грозный прототип, и за последние месяцы я почти доказал это в ходе исследований, охватывавших огромную территорию от Гватемалы до прерий Оклахомы.

Воодушевленный перспективой получить новый и богатый источник информации, я разыскивал главного врача клиники с нескрываемым нетерпением. Доктор Макнейл оказался невысоким гладковыбритым господином почтенного возраста, чьи манеры и речь изобличали в нем широко образованного человека, обладающего немалыми знаниями во многих областях помимо его профессиональной деятельности. Когда я сообщил о цели своего приезда, на серьезном лице доктора отразилось сомнение, которое постепенно сменялось задумчивым выражением по мере того, как он внимательно просматривал мои документы и рекомендательное письмо, любезно составленное одним отставным индейским агентом.

— Стало быть, вы изучаете легенды об Йиге? — многозначительно промолвил он. — Я знаю, что многие оклахомские этнологи пытались связать Йига с Кетцалькоатлем, но думаю, никому из них не удалось столь успешно восстановить промежуточные звенья. Для столь молодого человека, каким вы кажетесь, вы проделали весьма основательную работу и, безусловно, заслужили право получить все сведения, какими мы располагаем. Едва ли старый майор Мур или еще кто-либо рассказал вам, что именно находится у меня в клинике. Они не любят говорить об этом существе, да и я тоже. Участь его воистину трагична и ужасна, но и только. Здесь нет ничего сверхъестественного. Однако с ним связана поразительная история, которую я поведаю вам позже, когда вы все увидите своими глазами, — чертовски прискорбная история, но я не усматриваю в ней никакой мистики. Она просто доказывает, сколь огромную власть имеют суеверия над отдельными людьми. Признаюсь, временами меня самого пробирает дрожь не столько телесная, сколько душевная, но при свете дня я понимаю, что во всем виноваты нервы. Увы, я давно не молод!

Однако перейду к сути дела. Существо, которое здесь содержится, можно назвать жертвой проклятия Йига — физически живой жертвой. Мы не допускаем к нему наших сиделок, хотя большинство знает о нем. Только двум своим старым надежным работникам я разрешаю кормить существо и убирать за ним — раньше их было трое, но старина Стивенс скончался несколько лет назад. Полагаю, в скором времени мне придется приставить к нему новых людей, ибо оно, похоже, не стареет и не меняется, а мы, старики, не будем жить вечно. Возможно, в недалеком будущем сложатся этические нормы, которые позволят нам милосердно избавить беднягу от мук, — трудно сказать.

Вы заметили единственное подвальное окно с матовым стеклом в восточном крыле здания, когда подъезжали по аллее? Там-то оно и содержится. Я сам отведу вас туда сейчас. Вам не нужно ничего комментировать. Просто загляните в смотровое окошко и возблагодарите Бога за то, что освещение там тусклое. Затем я расскажу вам историю — во всяком случае, постараюсь изложить в связной последовательности все известные мне факты.

Мы бесшумно спустились по лестнице и молча зашагали по коридорам пустынного с виду подвала. Через несколько минут доктор Макнейл отпер стальную дверь, выкрашенную в серый цвет, но за ней оказался лишь следующий коридор. Наконец он остановился перед дверью с табличкой «В-116», отодвинул щиток узкого смотрового окошка, в которое мог заглянуть, только поднявшись на цыпочки, и несколько раз ударил кулаком по окрашенному металлу, словно желая разбудить обитателя помещения, кем бы он ни был.

Из открытого отверстия слабо потянуло зловонием, и мне почудилось, будто в ответ на стук раздалось тихое шипение. Доктор знаком велел мне занять его место у окошка, что я и сделал, испытывая беспричинную дрожь, с каждым мигом становившуюся все сильнее. Сквозь зарешеченное наружное окно с матовым стеклом, расположенное у самой земли, проникал лишь слабый, неверный свет, и мне пришлось напряженно вглядываться в смрадную сумрачную каморку несколько секунд, прежде чем я различил некое существо, которое ползало, извиваясь, по устланному соломой полу, изредка испуская бессмысленные шипящие звуки. Потом неясные очертания начали обретать четкость, и я увидел, что оно имеет отдаленное сходство с человеком, распластавшимся на животе. В предобморочном состоянии я схватился за дверную ручку, чтобы удержаться на ногах.

Сие шевелящееся тело имело размеры, приближенные к человеческим, и на нем не было никакой одежды. Голое, абсолютно безволосое существо, чья темная гладкая спина казалась слегка чешуйчатой в зловещем тусклом свете. В области лопаток коричневатую кожу испещряли крупные пятна, а голова у него была поразительно плоской. Когда оно с шипением посмотрело на меня, я увидел черные глазки-бусинки, чрезвычайно похожие на человеческие, но не нашел в себе сил вглядеться в них получше. Они же вперились в меня до жути пристально, и я, задохнувшись от ужаса, резко задвинул щиток, оставив мерзкую тварь ползать там по соломе в призрачном полумраке. Видимо, я слегка пошатнулся, ибо доктор проворно подхватил меня под руку и повел прочь. Я, заикаясь, бормотал снова и снова: «Н-но ради всего с-святого,