Ужас глубин - [41]

Все расхохотались. Ни одна армия никогда не завоевывала Песанг. Говорили, что иностранцы безумно боятся встречи с горцем, вооруженным мачете, и верят, будто приближения песанга не слышно до самого последнего момента. Бай не считал себя грозным воином, однако с ножом управлялся неплохо.

Неужели так уж важно, какого он роста?

Нет, глупости все это. Харуа будет в ярости, если узнает, что он хотя бы подумывает об этом, но он все-таки принялся думать. Он думал о плакате, вспомнил, как белолицый сержант-вербовщик измерил его рост и сказал, что он совсем чуть-чуть недотягивает, но ему почему-то казалось, что теперь, когда война идет почти рядом с его домом, нужно попытаться еще раз. В последний раз, когда шли разговоры о войне, он был еще ребенком.

— А где ближайший вербовочный пункт? — спросил он, зная, что кто-нибудь ему ответит.

Один из людей, сидевших вокруг приемника, с шумом отпил чаю из блюдца.

— В Паро, — сказал он. — А что, вдруг захотелось сражаться за родину?

Слова сами собой сорвались с языка Бая, прежде чем он успел их обдумать:

— Хочу пойти в солдаты.

В зале воцарилась тишина. Бай услышал даже, как где-то в отдалении лает собака.

— Я тоже, — заговорил какой-то человек. — А то вдруг эти инди что-нибудь такое надумают… На чем туда доехать, никто не знает?

— У моего брата есть грузовик, — сказал кто-то. — Я сейчас за ним схожу.

Все произошло так просто, так внезапно. Час спустя Бай уже трясся в открытом кузове грузовика, подскакивавшего на ужасной дороге в Паро, вместе с дюжиной мужчин, с которыми он только что познакомился, не зная, что с ним произойдет: забракуют ли его опять или возьмут в солдаты и разведется ли с ним Харуа, когда узнает про это.

Но ему нравилось это чувство. Дело было не только в деньгах. Он на самом деле хотел служить в армии. Он знал, что, став солдатом, сможет гордиться собой.

Когда грузовик подкатил к вербовочному пункту КОГ, на улицу вышел солдат в броне, чтобы осмотреть новоприбывших. Он был огромного роста, на голову выше любого из них, с очень светлыми волосами и глазами.

— Значит, вы хотите стать солдатами, — произнес он на довольно хорошем для иностранца песангском языке. — Вы все умеете обращаться с этими мачете?

Каждый мужчина-песанг всегда носил при себе длинный нож. И сейчас все разом вытащили оружие из ножен — раздался шорох металла о кожу.

— Все умеют говорить на тиранском?

Бай ответил, стараясь произносить слова как можно лучше:

— Да, сэр, умеем.

— Очень хорошо. Сюда, господа. И первое: я сержант. Сержанта не называют «сэр». Сержанта называют сержантом.

Бай решил: сейчас или никогда. Он подошел к сержанту и, вытянув шею, взглянул ему прямо в глаза.

— Сержант, — начал он, — я пытался раньше записаться в солдаты. Но мне сказали, что я слишком маленького роста.

— Так это было раньше, сынок, — ответил сержант, разворачивая его в сторону двери. — Сейчас ты самого что ни на есть подходящего роста.

Харуа его убьет. Но Бай решил, что она успокоится, получив первый конверт с пачкой денег.

В конце концов, это же не навсегда.

ГЛАВА 6

Он хочет стать инженером? Каким-то жалким механиком? Какое счастье, что мой бедный отец не дожил до этого дня. И это с его образованием, с его воспитанием, полученным благодаря нам, — он ведь как-никак Бэрд. Да и Литтон, кстати. У него есть долг. А сейчас хоть раз в жизни поступи как мужчина, пойди и скажи ему, что-либо он идет в армию, либо ты лишаешь его наследства.

Элинор Литтон Бэрд, жена судьи Джоселина Бэрда, в разговоре с мужем относительно желания сына изучать инженерное дело

Патрульное судно «Амираль Енка», наши дни, через пятнадцать лет после Прорыва

Мюллер высунул голову из рубки:

— Дом, старик на проводе. Поговори с ним, ладно?

Дом стоял, облокотясь на фальшборт и не сводя взгляда с траулеров, следовавших цепочкой за патрульным катером, словно выводок утят. Если в воде что-то и плавает, «Амираль Енка» должен напороться на это первым. В этом была своеобразная логика.

— Ладно. Как он, бесится?

— Трудно сказать. Он всегда говорит так, словно разъярен до предела.

Бэрд был на баке — он сидел на корточках около кучки обломков, разложенных на куске брезента. Вид у него был такой, как будто он собирал пазл. Сэм, дежурившая у пулемета, время от времени бросала на него взгляды через плечо. Дом вошел в рубку и взял у Мюллера микрофон. Яник-потрошитель по-прежнему стоял у руля, молча, с равнодушным видом.

— Это Сантьяго, сэр.

— Мы можем уверенно заявить, что это не нападение бродяг? — спросил Хоффман. — Люди, конечно, верят в то, во что хотят верить, но, если я взгляну им в глаза и скажу, что это не бродяги, возможно, их это немного успокоит.

— Что у вас там, беспорядки?

— Да. Когда вы возвращаетесь на базу?

— Примерно через полчаса. Извините, сэр, мы можем только строить догадки. Бэрд говорит, что бродяги не в состоянии совершить подобное нападение, даже с трофейным оружием. Сэм… ну, в минах она разбирается, и она говорит, что это должна была быть чертовски здоровенная мина. Мина, конечно, сомнительное объяснение, но остальное еще менее вероятно.

Хоффман помолчал несколько мгновений.

— Меня это не убеждает. И я на сто процентов уверен в том, что остальных тоже не убедит.