Уж замуж невтерпеж - [37]

– Не смей называть меня Ярик! – вдруг взбеленился в темноте Балашов.

– Ну извини. Я понимаю, только Кира может ворковать тебе: «Ярик, Ярик»! Ярослав, позвони 02, позови на помощь! Я думаю, тебе нечего бояться. Убийца бегает по дому, оружие он, скорее всего, таскает с собой. У нас нет другого выхода, звони!

– Я оставил телефон в бильярдной, – очень буднично произнес Балашов, будто этот факт не имел для него никакого значения.

Мы опять замолчали.

Напрасно мы заперли Киру с Морозом. Помощи нам ждать неоткуда. Хотели поиграть в Пинкертонов, разобраться во всем сами. А как разбираться, когда непонятно в чем разбираться? Трудно искать черную кошку в темной комнате. Если это не кошка.

– Значит, выхода отсюда нет?

– Нет.

– А как же сюда перли огромные стиральные машины? По этой узкой, крутой лестнице?

– Вспомнил! – заорал Балашов. – Иван Палыч как-то просил у меня денег на замок в наружную дверь подвала. В наружную, черт побери! Как я сразу не догадался! Там есть где-то дверь на улицу, и, может быть, она не железная.

– Слушай, а этот дом точно замышлялся как твой? Почему ты не знаешь, где что в нем находится? Ты что, ни разу не бывал в собственном подвале?

– А зачем мне в нем бывать? У меня много других дел, – мне показалось, что он отмахнулся от меня как от настырного комара. – Пошли.

Я села на ступеньки и на ощупь поползла вниз. Не знаю, как спускался Балашов, но судя по звукам, так же. Внизу я включила фонарь, и мы начали обход подвала.

Дверь мы нашли, когда уже потеряли надежду найти. Фонарь, едва успев выхватить ее в углублении косяков, сдох, потух, и больше не отзывался на попытки его включить. Дверь оказалась железная. От безнадежности Балашов попинал ее, но кроме гулкого грохота ничего не добился.

– Там над дверью, я, кажется, видела окошечко, маленькое, зарешеченное. А может, мне померещилось. Ведь если бы оно было, сюда бы проникал хоть какой-нибудь свет.

– С чего бы он проникал? – удивился Балашов. – Ведь на улице ночь.

– У тебя что, возле дома нет ни одного фонаря?

– Нет... вроде.

– Почему?

– Ну... я как-то не очень хорошо умею обустраивать быт...

– А по-моему, ты пытаешься доказать себе, что вырос, и уже не боишься «осложнения».

– Вот еще! – фыркнул Балашов. – Я вспомнил. Два фонаря перед домом все-таки есть. Просто мы в подвале и это окошко ниже уровня земли. К этой двери снаружи ведет лестница вниз. Кажется. Вроде бы. Наверное.

– Ура.

– Что – ура?

– Чуть-чуть разобрались с нашей географией. Вроде бы.

– Я сказал – наверное.

Я услышала, как он зашарил по стене руками. С его почти двухметровым ростом он с большой вероятностью мог нащупать это окошко, если оно, конечно, было.

– Есть! – сказал Балашов. – Есть окошко. Но оно маленькое. И на нем решетка.

Я, как ни вставала на цыпочки, до окна дотянуться не смогла.

– Давай! – сказала я Балашову. – То, что там решетка – это твои проблемы. То, что оно маленькое – мои. Давай!

Балашов завозился, засопел, закряхтел, и даже заухал.

Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем я услышала звон разбитого стекла.

– Дерьмовенькая решеточка, – выдохнул Балашов.

– Придется тебе меня обнять, приподнять и придержать.

– Придется. Я стекло чисто убрал, не порежешься.

Он поискал меня руками в темноте, наткнулся, и неловко зашарил в поисках нейтральных мест, чтобы я, не дай бог, чего не подумала. Я и не подумала. Зажатая его клешнями, я втиснулась в узкую дыру, ловко вывернулась до пояса, и... застряла.

– Застряла! – сообщила я ему с морозной, беззвездной улицы. Там действительно была лестница наверх, широкая, и не такая крутая как в подвале.

– Втяни живот! – громко посоветовал Балашов изнутри.

– У меня его нет!

– Тогда втяни...

– Ее у меня тоже нет.

– А, по-моему, все нормально, – вроде как сделал он комплимент из своей преисподней.

– Это у тебя все нормально, – огрызнулась я. – Сними с меня брюки. Без них я пройду.

– Что?!

– Балашов, миленький, сними с меня, пожалуйста, брюки! Они довольно толстые, в них как раз тот сантиметр, без которого я пройду.

По ту сторону стены повисло молчание.

Он довольно бесцеремонно обыскал меня при нашей встрече, неужели теперь в нем победит ботаник? Или еще хуже... синоптик?

– Эй, Балашов! Я обещаю тебе, что если ты снимешь с меня штаны, то не обязан будешь жениться!

Со стороны нижней части моего туловища не возникло никакого шевеления, и я выкрикнула свой последний аргумент:

– Ты же все равно ничего не увидишь!

– Да не ори ты так, – подал голос Балашов. – Я просто тебя потерял. А теперь вспомнил, что у меня в кармане есть зажигалка.

То, что он находится у меня с тыла с зажигалкой, мне не очень понравилось. Кажется, я даже почувствовала ее пламя где-то у коленок.

– Осторожнее! – крикнула я.

– Не ори, – отозвался Балашов, и до обидного неромантично содрал с меня штаны. Будто ему просто предстояло усадить свою Элю на горшок.

– Толкай меня! – крикнула я.

– Как?

Я хотела крикнуть «нежно», но крикнула «сильно», чтобы снова не цитировать классику. Балашов понял это буквально. Он толкнул меня так, что я вылетела из дырки, словно жертва взрывной волны. Мое тренированное тело сгруппировалось, где надо, оттолкнулось как нужно, но приземлилась я больно, ободрав голые бедра, коленки, руки, и даже лоб. Не знаю, со скольких метров я летела, но более опасного трюка я ни разу в жизни не делала. Хорошо, что в этом лестничном отсеке намело прилично снега и это смягчило мое жестокое падение.