Узел вечности - [3]

Из багажа у меня с собой был только небольшой саквояж с личными вещами, еще кое-какие пожитки должны были прибыть следующим рейсом из Мумбаи. Поход в полицию я решил отложить до завтра, чувствуя, что еще немного — и свалюсь от усталости прямо посреди улицы. Доверившись вкусу своего извозчика я устроился в экипаже и закрыл глаза, не уснуть глубоко удалось только благодаря тому, что каждый толчок отдавался в груди болезненной вспышкой.

Меня высадили у трактира «Хансон и сын», где-то в восточной части города. «Моего племянника, вы не переживайте, сер, место тут приличное, я вам ручаюсь», — уверил мой провожатый. Да мне, право, уже было и без разницы, лишь бы не дорого и не совсем притон. Как оказалось, «Хансон и сын» подходил мне в этом плане идеально. Едва добравшись до кровати я забыл и о своем намерении перекусить и помыться, свалился поверх покрывала и моментально провалился в глубокий сон.

Мне снилось, что я все еще плыву на корабле, что мой гамак мерно раскачивается от волн, и уныло поскрипывают деревянные стены моей каюты. Открыв глаза я понял, что нахожусь на твердой земле, а унылое поскрипывание — это от оконных ставней, мотающихся на ветру. Мне было холодно. В Лондоне почти всегда было холодно, но лишь после Индии я понял, насколько этот холод промозглый и липкий. А может я так мерз из-за ранения, высосавшего из меня все силы. Было бы славно натянуть на себя покрывало и снова забыться сном, но, пересилив себя, я взглянул на часы — четверть одиннадцатого. Мог бы и так догадаться, раз уже светло — значит время позднее. Подбадривая себя мыслями о горячем завтраке я все же выбрался из постели, голова сразу закружилась. Наверное от того, что тело успело привыкнуть к качке за долгое плаванье, да и в самом деле, поесть бы не помешало.

Я спустился на первый этаж, маленький, грязноватый, но сносный, и заказал яичницу с беконом, которую мне подал шустрый молодой человек, вероятно тот самый сын Хансона, упомянутый на вывеске. После завтрака захотелось выкурить сигарету, но это удовольствие стало мне недоступным, поэтому для бодрости я выпил немного эля. Предстоял поход в полицию, и одному богу известно, что я могу там узнать.

Радовало лишь то, что сон и еда сделали свое дело, и я чувствовал себя почти здоровым человеком, по крайней мере гораздо более здоровым, чем прошлым вечером. И у меня было дело.

Замотав шарф поплотнее я решительно покинул трактир, прикинув, что, возможно, еще вернусь сюда, и отправился ловить кэб. Прогулка пешком вышла бы дешевле, но уж очень неприятным оказался колючий декабрьский ветер, на котором мне совсем не хотелось оставаться надолго. Экономить начну после, когда разберусь, что случилось с сестрой. День ушел на посещение Уайтхолла, на пояснения, кто я такой и чего мне нужно, и поиски констебля, которому утром четыре месяца назад указали на труп молодой женщины на Хокстон-сквер. «Конечно, я этот случай запомнил, красивая была. Только горло перерезано. От уха до уха. Кровищи лужа, — для наглядности констебль провел по шее большим пальцем. — Свезли в мертвецкую». Я отчаянно постарался не представлять себе эту картину.

Еще мне удалось выяснить, что убитую опознал старик, а так же джентельмен, представившийся женихом, он же забрал все личные вещи. Где его искать неизвестно.

«Странный тип, я бы сказал… Да вы забудьте, сестру-то уже и так не вернуть. Мало ли сброда по ночам шляется, кого искать-то? Да и девушкам приличным дома надо сидеть, тогда и целы будут». Полицейский презрительно фыркнул, и я понял, что разговор окончен. Заметив напоследок, что некоторым стоит лучше охранять улицы от этого самого сброда, я стремительно зашагал прочь, наплевав на холод. Пусть я не знал, как жила Дженифер в мое отсутствие, но подобные намеки были немыслимы. Как бы не нуждалась моя сестра, но так она никогда бы не опустилась, на крайней случай у нее был я. И снова этот загадочный мистер Бридж. Почему боби назвал его странным? И почему сестра мне о нем ничего не писала?

Не придумав ничего лучше я вернулся к нашему старому дому в Сити, в надежде пообщаться с тем, кто приобрел комнаты, вдруг он слышал, куда собиралась переехать Джен. Наскоро перекусив по дороге, я свернул на знакомую улицу.

Помню, Лондон мне сразу не понравился, слишком грязный, шумный, смрадный и мрачный. Но постепенно мы обжились и привыкли. Вот по этой самой улице мы с сестрой прогуливались в хорошую погоду. Неужели миновало три года, и ее тело сейчас покоится под слоем мерзлой земли? «От уха до уха» — отозвался в памяти голос констебля, и меня передернуло. Бедная моя сестричка, разве людям мало насилия? Ради чего было лишать жизни невинную девушку? Неужели из-за пригоршни монет?

Мне повезло, консьерж проводил меня на второй этаж, почти полностью занятый теперь неким мистером Чамберсом. Тот словно только меня и ждал, с таким восторгом втянул он меня в свою гостинную и усадил в глубокое мягкое кресло, в котором я сразу утонул, словно в вязкой болотной трясине.

— Так вы брат тот прелестной леди, что была нашей соседкой? Чрезвычайно рад вас видеть!

Я в полнейшим недоумением взирал на комичного полного человечка с ярко-розовыми щеками и круглыми голубыми глазами, походившего на сильно поправившегося и несколько потрепанного земной жизнью херувима. И даже пропустил мимо ушей «прелестную леди», теряясь в догадках, с чего бы абсолютно незнакомый человек был так чрезвычайно раз встрече с моей скромной персоной.