Уздечка для сварливых - [107]

– И вы вернулись позже, чтобы прочитать остальные дневники? – предположил Купер.

Дункан беспомощно пожал плечами:

– Я был в отчаянии и надеялся найти в них что-нибудь, что можно было бы использовать против нее. Я сомневался, что в ранних тетрадях найдется что-то стоящее, так как требовалось неопровержимое доказательство против Матильды, которое в то же время не затрагивало бы никого другого. Но за исключением намеков на пристрастие к наркотикам Джоанны, на воровство Рут и ее уверенности, что Сара Блейкни – дочь, родившаяся у нее от Пола Марриотта, остальное было лишь перечислением ее антипатий. Эти записи были порождением нездорового ума, она использовала дневники как способ избавления от своего яда. Если бы у Матильды не было возможности выразить себя на бумаге, – он покачал головой, – поверьте мне, она была бы совершенно невменяемой.

– И все же, – произнес задумчиво Купер, – убийство было крайней мерой, мистер Орлофф. Вы могли бы использовать против нее проблемы дочери или внучки. Миссис Гиллеспи была гордой женщиной и не захотела бы, чтобы эта информация стала достоянием общественности.

Грустные глаза Дункана снова остановились на детективе.

– Я никогда не планировал убивать ее, по крайней мере до того субботнего утра, когда к ней пришла Джейн Марриотт. Я собирался пригрозить, что расскажу о том, что мне известно, доктору Блейкни. И как я вам уже говорил, ее убил страх. Смелый человек сказал бы: публикуй и иди к черту.

– Я не понимаю.

– Матильда сказала Джейн Марриотт, что затишье наступит только после бури, ибо была уверена, что Джеймс читал ее личные бумаги. Ей и в голову не приходило, что читать их мог я. Потом она заявила, что не собирается больше молчать. – Он заломил руки. – Поэтому, как только Джейн ушла, я сразу же пришел к ней и спросил, что она имеет в виду под словами «не собираюсь больше молчать». – Лицо Дункана посерело от слабости. – Она схватила «уздечку для сварливых» и помахала ею передо мной. «Матильда Кавендиш и Матильда Гиллеспи не писали дневники ради развлечения, Дункан. Они писали, чтобы однажды дневники отомстили за них». – Дункан помолчал. – Она была ненормальной и сама знала об этом. Я сказал, что вызову ей доктора, а она засмеялась и процитировала «Макбета»: «Священник больше нужен ей, чем доктор». – Он поднял руки, словно сдаваясь. – И я подумал, что мы, все те, кого губят ее дневники, больше нуждаемся в божественном, чем в медицине. И я принял решение сыграть роль... Бога. Купер был настроен очень скептически.

– Вы должны были спланировать все раньше, потому что к этому времени уже украли снотворное.

Орлофф вздохнул:

– Таблетки предназначались для меня или Вайолет. Или для нас обоих.

– Что же заставило вас изменить решение?

– Сержант, как вы правильно заметили, я трус. Я понял, что не смогу уничтожить дневники, не уничтожив и Матильду. Она была ядом, а дневники – всего лишь внешним его проявлением. По крайней мере я позволил другим сохранить достоинство.

Купер подумал о тех, кого он имел в виду: Джек и Сара, Джейн и Пол Марриотт и, конечно же, Рут.

– Только если вы признаете свою вину, мистер Орлофф. Иначе на суде все раскроется.

– Разумеется, признаю. В своей жизни я обязан Вайолет гораздо большим, – сказал он.

Как же все-таки легко манипулировать мужчиной, если единственное, чего он хочет, – это такая бесполезная вещь, как любовь. Любовь легко дать, когда разрешаешь проникнуть в тело, а не в душу. Моя душа способна противостоять чему угодно. Я – Матильда Кавендиш. А какая разница Матильде, если единственное, что она испытывает, – это отвращение?

Но человек,

Но гордый человек, что облечен

Минутным, кратковременным величьем

И так в себе уверен, что не помнит,

Что хрупок, как стекло, – он перед небом

Кривляется, как злая обезьяна

И так, что плачут ангелы над ним.

Если ангелы и плачут, то Матильда этого не видит. Они плачут не надо мной...

ГЛАВА 20

Джейн Марриотт положила телефонную трубку и поднесла дрожащую руку к губам. Она пошла в гостиную, где ее муж-инвалид тихо дремал на ярком зимнем солнце, светившем сквозь большие окна, села рядом и взяла его за руку.

– Только что звонил сержант Купер. Джеймса Гиллеспи нашли мертвым сегодня утром в его квартире. Умер от инфаркта.

Пол ничего не сказал, только посмотрел в сад.

– Детектив говорит, что больше не о чем волноваться, никто ничего не узнает. Он также сказал, – она помолчала, – что у Матильды родилась девочка. Она обманула насчет сына. – Джейн все рассказала мужу в день разговора с сержантом Купером, когда вернулась домой из приемной.

По его щеке покатилась слеза.

– Мне так жаль.

– Из-за Джеймса?

– Из-за всего. Если бы я только знал...

– Что бы изменилось, Пол?

– Мы могли бы разделить эту ношу, ты бы не несла ее одна.

– Это погубило бы меня, – сказала она честно. – Мне было бы тяжело сознавать, что ты знаешь о вашем общем с Матильдой ребенке. Со временем ты думал бы больше о ней и меньше обо мне.

– Нет. – Он сжал руку Джейн. – Она была не более чем кратковременным помешательством. Даже если бы я знал о ребенке, это бы ничего не изменило. Я всегда любил только тебя. – В его глазах стояли слезы. – В любом случае, дорогая, думаю, твой первый порыв был верным, да и Матильда могла на самом деле убить ребенка. Ей нельзя было доверять, она врала чаще, чем говорила правду.