Узбекские повести - [105]

— Завтра закончат. Обещали.

— Завтра, завтра. Я вижу, что вообще у нас плохо движутся дела в Маханкуле. Надо послать туда человека, который сумел бы организовать, поднять людей. Что вы на это скажете?

Камал не хотел говорить о Маханкуле. Если уж на то пошло, его мнение об этом известно. Не то что еще посылать, следовало бы вообще вернуть оттуда всех людей. Маханкуль трогать нельзя. Если нужно осваивать новые земли — на много лет вперед хватит для этого Кызылкумов. Тысячи гектаров лежат. А Маханкуль — необыкновенный лес в пустыне, заросли саксаула, тамариска, кандима. Бесценный дар природы. Его надо беречь. Но нет смысла снова начинать этот разговор. Обо всем этом много говорилось в прошлом году, когда Малика решила начать наступление на Маханкуль. Председательша и слушать ничего не хотела. По всей стране развернулась целинная страда, и колхоз, чтобы не отставать, за один год освоил более ста гектаров земли в Маханкуле. Молодежь по всей стране двинулась поднимать целинные и залежные земли, разрабатывались новаторские проекты по возведению в глубинах пустынь новых сел и городов. Конечно, Малика не могла остаться в стороне, она тоже хотела проявить инициативу, хотела быть на виду, хотела, чтобы ее заметили. Маханкуль — наиболее легкий путь к славе и почету, неважно, что погибнет в погоне за рапортом ценнейший уголок земли. Камал не нашел с председательшей общего языка, и она, конечно, помнит все, что он тогда говорил, и знает, что он остался и сейчас при своем мнении.

Малика понимала, что ее слова придутся агроному не по душе, да и ей не хотелось портить приятное настроение, впереди был рабочий день, ей хотелось одного — чтобы строптивый агроном побыстрее выложил все, что у него накопилось, и ушел.

— У вас есть еще вопросы ко мне? — с нетерпением спросила Малика. — Вы же с чем-то пришли.

— Один вопрос есть. В общем, я хочу спросить. Такое дело…

Малика почувствовала, что у агронома к ней какой-то неприятный разговор. Вечно он что-то выискивает, чем-то недоволен. С чем же пришел приставать сегодня? Малика потянула рукав платья и взглянула на часы, давая понять, что временем она не располагает.

Камал внимательно проследил за ее движением и вдруг подумал: и ведь еще два-три года назад у председательши были совсем другие руки, иногда даже черные от мазута, — ведь она сама чинила трактор, пахала и полола вместе со всей бригадой. Да и характер у нее был не такой — прямолинейный, решительный. Или это только казалось? Такой она еще оставалась какое-то время после избрания председателем. Но теперь, когда колхоз в числе первых, когда Малика получила орден, она заметно изменилась. Неужели почет, уважение вскружили ей голову? Она уже не думает о тех, кому в первую очередь обязана своим положением? Откуда этот гонор, высокомерие? Наверное, она всегда таила в себе эти качества, а в благоприятных условиях они развились, дали свои плоды.

Малика смотрела на Камала, и его давнишняя манера говорить не спеша, долго думать над своими словами раздражала ее. Они вместе учились в школе, потом на заочном отделении сельхозинститута, и Малике, как ей казалось теперь, и тогда уже не нравился излишне медлительный характер Камала. Тоже мне, джигит называется. Слова джигита должны жаром обдавать, из-под сапог искры лететь! А этот мямля, тянет, тянет, не решается сказать прямо все, что думает! Размазня!

— Вы приказали посеять во дворе детского сада и школы хлопок?

Вот оно что, с облегчением вздохнула Малика, вот отчего у него такой насупленный вид.

— Ну приказала! — улыбка, придававшая очарование ее лицу, превратилась в гримасу. Малика холодно взглянула на Камала и, не меняя тона, по слогам повторила. — Да, я приказала посеять хлопок на школьном участке. А что?

— Зачем?

Малика изобразила удивление, ее тонко выщипанная черная бровь поползла вверх, она всплеснула руками.

— О боже! Что ж тут такого… Подумаешь, чадолюбие в нем проснулось! Всемирная трагедия! Да не все ли равно детям, что там растет — хлопок или бесполезные цветы! И вообще, с каких это пор, дорогой одноклассник, я обязана отчитываться перед вами в своих действиях?

Слово «одноклассник» Малика произнесла с выражением, в данный момент это прозвучало как насмешка.

Камал выпрямился. Перед ним сидела женщина, которую он впервые видел, чужая, непонятная, далекая. Не та хорошенькая девочка, с которой он учился в школе, не та девушка, с которой учился в институте, от той хрупкой скромницы ничего не осталось. Совсем ничего. Вот как время меняет человека. Камал просто не находил нужных слов, чтобы выразить нахлынувшие на него чувства.

— Зачем вы себя так мучаете, апа!?

Камал сказал это так искренне, таким дружеским тоном, что разгоравшийся в душе Малики гнев будто залили водой. Малика резко встала, подошла к окну, попробовала пальцами землю в горшке с цветами, взяла с сейфа графин с водой, полила цветы и повернулась к Камалу.

— Ну, хорошо. Что вы хотите сказать? Почему вы на меня так смотрите? Ничего особенного не случилось!

В ее раздраженном, но сдержанном тоне Камал ясно угадал точный расчет. Нет, не получится разговор. Она стала нетерпимой. Она не хочет слышать возражений, не терпит людей, которые могли бы ей возражать.