Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне - [4]

Преступление и наказание

Средневековое общество было жестоким по определению, и оно было создано для войны. Некоторые историки удивлялись не столько жестокости, сколько редким мирным передышкам. Периоды относительного покоя иногда, действительно, имели место. Если опираться на определенные сравнения, то XIII столетие в Англии приблизительно с 1220 года во многих отношениях сходно с XIX столетием. Примерно в середине этих двух периодов начались, соответственно, баронские войны и Крымская война; но так или иначе полномасштабные военные конфликты не слишком глубоко вторгались в повседневные жизни людей. Но последующие столетия и в том и в другом случае, по-видимому, компенсировали потерянное время. Столетняя война и Первая и Вторая мировые войны напрочь перечеркнули предыдущие мирные периоды. Англия вполне могла прожить XIII век в мире; а вот Британия — никогда. Войны на границе с территорией кельтов приобретали все более яростный и жестокий характер. Только в 1230 году летописцы сообщают нам о засаде, в которой было изрублено двадцать тысяч ирландских солдат (цифра явно преувеличена); валлийским пленникам отрубили головы и выслали английскому королю. В отмщение за это принц Ллевелин предпринимает ряд жестоких набегов на пограничные с Англией области. Он обвиняется современниками в жестокости, в том, что никого не щадил. Даже девочек и женщин, нашедших убежище в святых обителях, он сжигал заживо. Так что и в этот сравнительно «тихий» век война и смерть ходили бок о бок, и в периоды относительного мира война занимала важнейшее место в мыслях любого монарха.

Не все средневековое общество было милитаризовано, однако военные вопросы так или иначе затрагивали все стороны жизни. В Англии, например, все мужчины (включая мальчиков старше двенадцати лет) подлежали призыву на службу во времена, когда стране угрожала опасность. Любому человеку, физически способному носить оружие, надлежало отозваться на такой призыв; того, кто отказывался, могли принудить к каторжному труду (вассалов лишали всех привилегий и делали крепостными). Собирали также сельское и городское ополчение, например, для охраны Лондона или дежурства на побережье на случай возможного вторжения неприятеля с моря. Такое ополчение было реорганизовано Генрихом II через ассизу «О вооружении» от 1181 г., согласно которой стирались различия между феодальным и нефеодальным элементом. В XIII веке тренировки лучников на стрельбищах стали в Англии обязательными, но винчестерский (1285 г.) и кембриджский (1388 г.) статуты представляли собой лишь две попытки короны принудить мужчин и юношей к таким упражнениям. Подобные реформы проводились и в континентальной Европе, особенно актуальными они стали в период Столетней войны, когда правители стремились оторвать своих подчиненных от праздной жизни и заставить жить по законам военного времени. Так, Карл V Французский запретил любые развлечения, не связанные с военными упражнениями; короли Шотландии Яков I и Яков II ввели запрет на игру в мяч (подобие современного футбола) и гольф.

Под сенью замков, величественных крепостей, возвышавшихся на фоне холмов и равнин и являвшихся символами власти и могущества, трудились на полях крестьяне. Их сельскохозяйственные орудия всегда находились под рукой и могли применяться в качестве оружия в любой ситуации, выходящей за рамки обычной ссоры. Поэтому уровень взаимного травматизма и смертности был очень высоким. Жестокость стала привычным явлением в эпоху, когда на местах отсутствовала полиция и какая-либо охрана общественного порядка, а суды являлись непомерно дорогими.

Наверное, наибольшее влияние на современные восприятия жестокости в средние века оказала знаменитая книга нидерландского историка и философа Йохана Хёйзинги «Осень Средневековья» / The Waning of the Middle Ages (1919 г.). В первой главе Хёйзинга рисует красочную, но кровавую картину жизни в Позднем Средневековье. Европа прокаженных, калек и нищих; процессии флагеллантов и публичные казни, сопровождаемые пышными церемониями и фанфарами. Эти экзекуции были сродни захватывающим спектаклям. Для самых жутких преступлений законники изобретали изощренные и не менее жестокие виды наказаний.

Причитающееся наказание целиком и полностью определял суд. Например, поджигателя могли приговорить к сожжению заживо. Однако существовала возможность смягчить суровость приговора за счет человеческих эмоций. Последнее слово осужденного могло разжалобить до слез толпу, собравшуюся для созерцания казни. Одна из жертв бургиньонского террора в Париже в 1411 г. во время казни попросила палача обняться с ним, и свидетелями этой мольбы стали «толпы народу, и почти все плакали слезами жгучими». Хёйзинга объясняет, каким образом преступление становилось «угрозой порядку и обществу, одновременно представляя собой оскорбление королевского величества». Поэтому вполне естественно, что Позднее Средневековье становилось особым периодом судебного произвола, синонимом сурового наказания и намеренного устрашения, изощренных видов казней и пыток, заготовленных для правонарушителей. В летописях упоминается о разбойниках, которых подкупали (вероятно, деньги причитались их семьям, пребывающим в нищете. —