Уйти красиво - [26]

— А вы думаете, что она ему давала деньги?

— Кривцова? — Жанна сделала из эмалевых глазок две горящие плошки. — Вот наивняк! Конечно! Ну, может быть, в прямом смысле не давала, но квартиру ему уж точно снимала — уютное любовное гнездышко на «Соколе». — Девушка перехватила вопросительный взгляд своего красавчика и немедленно добавила: — Нет, я там не была, но он сам рассказывал… Да, чуть не забыла, наш милый Владик мечтал стать звездой экрана и сильно надеялся, что Кривцова договорится насчет его с каким-нибудь режиссером, когда будет сниматься фильм по ее новой книжке. Не знаю, то ли фильм не подворачивался, то ли она не хотела сделать ему протекцию… А может, режиссеры попались несговорчивые. Да он же бездарный, у него же ничего за душой, одна смазливая рожа. Типичный этот, как его… альфред.

— Альфонс, — поправил Поздняков.

— А-а-а, альфонс, альфред, какая разница? — махнула она холеной ручкой. — Только он девчонкам, ну, в смысле другим Виолеттиным манекенщицам, хвастал, что старуха сделает для него все, что он ни попросит.

— Он называл ее старухой? — переспросил Поздняков внезапно охрипшим голосом. Тот факт, что какой-то сопляк, обладающий всего лишь смазливой рожей, мог называть старухой Ларису, поверг его в ужас.

— Ну, может, и нет, но обычно они всегда так говорят. А незадолго до того, как поползли эти дурацкие сплетни насчет его и меня, он однажды пришел злой, как Джульбарс, и пожаловался Муське — она у нас демонстрирует свадебные платья, — что Кривцова использует его вместо какого-то лекарства.

Поздняков недоуменно приподнял брови.

— Ну, лекарства, лекарства, этого, как его, — Хрусталева пощелкала пальцами, — ну, гормонального препарата.

Крутой парень за поздняковской спиной заржал, как жеребец, завидевший кобылу, а Поздняков невольно улыбнулся: вот это уже было похоже на Ларису.

На этой оптимистической ноте можно было заканчивать разговор. Он еще на всякий случай поинтересовался у будущей фотомодели, королевы глянцевых обложек, не знакома ли ей девушка по имени Лолита. Получив отрицательный ответ, Поздняков поблагодарил ее за прием и, скривившись от резкой пульсирующей боли в ноге, поднялся со стула. В этот момент в кармане все еще продолжавшего ржать парня что-то запикало, и он извлек на свет Божий сотовый телефон. Разговор, несмотря на скудное количество произнесенных слов, заслуживал внимания.

Сначала непродолжительное молчание, потом потрясенное:

— Замочили? Когда?

Вновь пауза, затем:

— Сколько, сколько? Он что, охренел?

Встревоженная красавица целиком сосредоточилась на переживаниях своего дружка, и Поздняков удалился по-английски, размышляя по пути, что, вполне вероятно, грандиозные планы Жанны завоевать в качестве фотомодели Олимп в ближайшее время не осуществятся. Тот, на кого она шибко рассчитывала, имел профессию, отнюдь не гарантирующую долгую жизнь и тихую старость в окружении любящих внуков.

* * *

— Ну кто там еще? — недовольно проворчал за дверью мужской голос, следом раздался громкий простуженный кашель.

Поздняков не стал представляться через дверь, а еще раз, посильнее, нажал на кнопку звонка. Отчаянная трель разнеслась по скрытой от его глаз квартире.

За дверью чертыхнулись и добавили:

— Открываю, открываю.

Дверь со скрипом отворилась, и взору Позднякова предстал Влад Ольшевский собственной персоной. В том, что это был именно он, сомневаться не приходилось. Его выдавала гладкая, ухоженная физиономия с явными признаками морального вырождения. По крайней мере именно так в представлении малопрогрессивного Позднякова выглядели извращенцы и морально-нравственные уроды. Ко всему прочему на манекенщике был красный шелковый халат, прямо-таки с бабьего плеча, и целая гирлянда всевозможных цепей и брелоков на безволосой груди.

С ним Поздняков церемониться особенно не стал и, отодвинув его плечом, без всякого приглашения прошел в квартиру.

— Что за дела? — возмутился за его спиной Ольшевский.

— Поговорить надо, — бросил Поздняков, окидывая взглядом просторную зашторенную комнату. Так это и есть то самое любовное гнездышко? Что ж, уютно, ничего не скажешь. А какие миленькие занавесочки на окнах!

Поздняков с размаху плюхнулся в кресло, ожидая, когда хозяин зашторенного обиталища придет в себя и обретет дар речи.

— Кто вы такой, черт побери? — опасливо осведомился Ольшевский, все еще оставаясь в прихожей. Видимо, на всякий случай он оставлял себе путь к отступлению.

«Да ты трусишка, приятель», — подумал Поздняков, не торопясь удовлетворить любопытство манекенщика.

— Что вам надо, в конце концов? — плаксивым тоном произнес Ольшевский.

— Несколько формальных вопросов, — продолжал интриговать его на всю катушку Поздняков, наслаждаясь вытянутой физиономией профессионального красавца. — Да успокойся ты, успокойся, это не больно.

— А с чего это мы вдруг на ты? — выкрикнул фальцетом Ольшевский.

— А чего ты там стоишь в углу, как провинившийся мальчик? — ответил вопросом на вопрос Поздняков. — Подойди поближе, и убедишься, что я не кусаюсь, у меня и зубов-то почти не осталось.

Сверхфотогеничный Влад Ольшевский по-прежнему стоял у двери и недоуменно хлопал своими ресницами-опахалами. Чувствовалось, что в нем боролись два равновеликих чувства: страх и любопытство. Наконец он оглушительно чихнул.