Внезапно Людо пошевелил рукой – значит, он все-таки не спит, а просто тихонько сидит.
Потянувшись, чтобы взять чашку кофе со стола, Натали позвала его:
– Людо? С тобой все в порядке?
– Конечно. Почему ты спрашиваешь?
– Просто беспокоюсь. С тех пор как я упомянула о том, что моя мама слышала о гибели Тео, мне кажется, что ты отдаляешься понемногу. Ты почти не говорил по пути сюда. Я не хотела тебя расстроить своим комментарием.
Людо поднес руку ко лбу, потер его. Его синие глаза блеснули, как у кота, который неожиданно столкнулся с внезапной опасностью.
– Мне иногда кажется, что греки по всему миру имеют поразительное свойство – знать, что происходит с каждым из них, даже если они никогда не встречались. Я не должен был удивляться, что твоя мама слышала о трагедии, но я удивился. Если я и закрылся, то только потому, что любое упоминание о моем брате неизбежно вызывает печаль и сожаления. Ну и, не забывай, что завтра мне предстоит вернуться к родителям и объяснить, почему я сбежал после похорон.
– Сбежал?
– Да. Сложил вещи и уехал, ничего им толком не объяснив. Не мог вынести их печали. Видеть, что их сердца разбиты, что они не знают, что делать, было невыносимо. Они всегда были надежные, крепко стояли на ногах, совсем как и Тео. Словно ничто не может выбить почву у них из-под ног, никакое землетрясение. – Людо покачал головой, запустил пальцы в свои густые волосы. – И вместо того, чтобы их поддержать в это ужасное время, я выбрал бегство. Я хотел стереть прошлое, забыться в работе и постараться не думать о случившемся.
– Помогло?
– Конечно же нет! – Рассердившись на себя, на Натали и на целый мир, Людо вскочил со стула, тяжело дыша. – Выяснилось, что можно очень быстро убежать на другой конец света, но невозможно убежать от себя, избавиться от тоски и печали. Куда бы ты ни отправился, ты берешь свою боль с собой. А я плюс ко всему умножил невыносимое чувство вины и неадекватности собственной реакции. И ощущение, что как сын я полностью несостоятелен. Что я подвел своих родителей – людей, которых люблю больше всех. Они посвятили свою жизнь нам с Тео, и как я им отплатил? Это непростительно!
Натали тоже встала, не в силах переносить боль в его голосе.
– Ты сделал это не специально, Людо, – взволнованно произнесла она. – Это было спонтанное решение. Тебе тоже было больно, помнишь? Это была вполне понятная реакция.
Он поймал ее взгляд – в его собственном взоре читалось полное опустошение.
– Единственный способ хоть немного компенсировать мое недостойное поведение – представить им мою невесту, Натали. Вот почему ты здесь. Недостаточно того, что я просто заявлюсь домой в одиночестве.
– Почему? – Она подошла к нему. – Почему недостаточно? Ты их любимый сын, Людо. И таким сыном гордились бы любые родители. Люди всегда прощают тех, кого любят. Даже если они совершили что-то «непростительное».
– Неужели? – Его горящие синие глаза цинично блеснули. – Интересно, как тебе удалось стать такой оптимисткой? А мой опыт говорит, что простить кого-то, кто тебя ранил, сильно ранил, невероятно сложно.
– Но если ты увидишь, что, не прощая, ты только больше сам себя ранишь, возможно, это не будет так уж сложно. Например, когда отец ушел от нас с мамой, я чувствовала себя преданной и несчастной и думала, что никогда не смогу ему больше доверять. Я думала, что он лжец и предатель, что он не заслуживает счастья. И очень долго я вообще не хотела его видеть. Но моя мама при этом не сказала о нем ни одного дурного слова, и именно она побудила меня простить его. Поверь, это было нелегко… Но это стоило сделать, ради своего собственного спокойствия, потому что вся эта боль и вина глубоко внутри убивали меня, надрывая мне сердце. А когда у отца произошел сердечный приступ, простить его оказалось и вовсе очень просто. И я так рада, что осознала это, потому что сейчас мы с ним близки, как никогда.
К концу этой взволнованной речи сердце ее колотилось, как сумасшедшее, потому что об этом она не говорила никому и никогда. Даже маме. Натали и сама была потрясена своим порывом.
– Прости, – прошептала она. – Мы говорили о твоих родителях. Я просто хотела проиллюстрировать свои слова. Я и впрямь верю, что, если ты по-настоящему любишь кого-то, эта любовь никогда не умирает. Я ни на секунду не сомневаюсь, что родители уже простили тебя, Людо. Моя мама однажды сказала, что любовь к детям – самое сильное чувство, превосходящее все остальные, и она живет, даже когда родители умирают.
Ее лицо горело. Мужчина напротив не шевелился и не прерывал ее. Весь его вид говорил о том, что он серьезно обдумывает сказанное и, быть может, находит утешение в том, что родительская любовь живет вечно, независимо от того, что натворили их отпрыски. Оставалось только молиться, что это так.
Под белой льняной рубашкой атлетические плечи Людо приподнялись и опустились, ничем не выдавая его истинных чувств, и тревога Натали усилилась: похоже, она просчиталась.
– Простили меня родители или нет, мы узнаем завтра. А прямо сейчас я хочу отправиться на долгую прогулку, чтобы как следует обо всем подумать.
