Увидеть звёзды - [8]

— Я не пользуюсь туалетной водой.

— Тогда шампунь. Или ваш собственный запах. У меня очень чувствительный нос. Я распознаю людей по голосу и по запаху. У меня неплохо получается, но определить, что за человек перед тобой по голосу и запаху невозможно. Поэтому слепым гораздо труднее знакомиться с новыми людьми. Приходится осторожничать. Никогда не знаешь, что тебя ожидает.

— Или кто.

— Вот именно. А вы точно не кролик шести футов роста?

— Точно.

— Тогда ладно, успокоили.

— У меня шесть футов и два дюйма.

— И мех есть?

— Только там, где положено.

— Я поняла, что вы мужчина высокий.

В ответ послышался изумленный смешок.

— Как вам удалось это определить?

— Голос звучит откуда-то сверху. Вам, наверное, уже осточертело видеть у людей только макушки.

— Полагаю, людям гораздо сильнее осточертело смотреть на мои ноздри.

— Выходит, и с этим мне повезло, я их не вижу. Однако мы слегка отвлеклись. Вы очень мохнаты?

— Умеренно. И уши нормальной длины. Для кролика, разумеется… Но… скажите, чем от меня пахнет. Я не на шутку заинтригован.

— Что-то вроде цветущего боярышника.

— Издеваетесь?

— Ничуть. Приятный мужской запах. Терпкий. Чуть пикантный. — Она подняла голову, повернувшись к нему в профиль. Ее маленькие ноздри еле заметно подрагивали, втягивая воздух, — как у зверька, почуявшего опасность. — Да, это ваш запах, а не шампуня. Запах отдушки как бы поверх запаха боярышника. Что фотографируете? Надеюсь, не меня?

— Но как вы узна… Понятно, услышали щелчок затвора. Вообще-то я фотографировал деревья.

— Зачем?

— Хочу сравнить снимки с прошлогодними того же времени. Веду, так сказать, дневник наблюдений. Фиксирую изменения в нашем климате.

— Это для работы?

— Нет, просто самому интересно.

— Живете в Эдинбурге?

— Нет. Приезжаю иногда по служебным делам. Сюда или в Абердин. Иногда случается работать за границей.

— А дом у вас где?

— Где нахожусь, там и мой дом.

— Похоже, вы не любите о себе рассказывать.

— А вы?

— Тоже не особо.

— Еще одна общая черта у нас с вами.

— Кроме любви к опере, хотите сказать?

— Да, и любви к деревьям.

— А откуда вы знаете, что я люблю деревья?

— Если человек торчит тут в зимний холод, то наверняка из-за любви к деревьям, на что же тут еще смотре… — он осекся, — ох-х…

— Ну что, попались? Не страдайте. Вам удалось лавировать гораздо дольше, чем большинству моих знакомых.

— Так я не угадал? Насчет деревьев?

— Угадали. Я действительно люблю деревья.

— Хоть и не видите их?

— Я их слышу. Как под ветром постукивают одна о другую оголенные веточки. Прислушайтесь!.. Я тоже так постукиваю — тростью о тротуар, когда куда-то иду. Деревья можно услышать. И почувствовать.

— Правда?

— Да. Если прижать к дереву ладони. Я могу ощутить шероховатости на коре, прожилки на листьях, пытаюсь понять, какая у дерева высота, какой толщины ствол.

— Прикасаетесь к дереву.

— Именно, прикасаюсь к дереву. Просто прикасаюсь, но это такое счастье. Вы человек суеверный, мистер Харви?

— Кейр. Да, наверное. Я же рос на островах. Почтительное, что совершенно нормально, отношение к сверхъестественным явлениям закладывается там самой природой.

— Вы верите в загробную жизнь?

— Нет.

— Вот и я тоже. Иногда даже об этом жалею, но — не верю. Жизнь только здесь и сейчас, правда? Мы единожды в нее прорываемся и должны взять от нее все что можно.

Помолчав немного, он сказал:

— Вы кого-то потеряли.

Это был не вопрос, а констатация, и у Марианны тут же вырвалось:

— Почему вы так решили?

— Такое можно услышать только от человека, который хватил лиха. Смерть прочищает мозги.

— Совершенно верно. И давайте закроем эту тему.

Разговор застопорился, и Марианна зябко поежилась. Он глянул на ее беззащитные, без перчаток, руки.

— Вы не замужем?

— Была. Очень давно.

— Развелись?

— Он умер.

— Простите. Наверное, вы тогда были очень молоды.

— Двадцать семь, а мужу моему было только тридцать три года.

— А что произошло?

— Не хочу об этом говорить.

Теперь оба молчали, их затянувшееся молчание и тишину сада нарушил вой сирены «скорой помощи», затем и он постепенно стих. Марианна услышала, как Харви переменил позу, потом прочистил горло.

— Может, хотите побыть одна? А то явился без спросу, втянул вас в разговор и сам же все испортил.

— Вы все еще здесь? Я думала, уже исчезли, как тогда, в оперном театре. Я, знаете ли, с большим пафосом представила вас сестре и, конечно, почувствовала себя абсолютной идиоткой.

— Извините. Кое-кого увидел. Удивился, что этот человек в театре, хотя точно не должен был там находиться. Мне, признаться, совсем не в радость было его видеть… но это, конечно, меня нисколько не оправдывает. Невежа, что и говорить. Неотесанный тип, как вы, разумеется, успели заметить. Хотите, чтобы я исчез?

— Нет. Просто я подумала, что вы сами этого хотите…

— Не хочу.

— Тогда останьтесь. Мне с вами хорошо, хотя вы наверняка подумали, что я несколько странная — раз хорошо себя веду. Я ведь часами сижу тут одна, а сестра моя строчит свои книги. Если их можно назвать книгами. Что-то в этом роде может настрочить любая мартышка. Даже слепая мартышка. Но за них платят, поэтому я ехидничаю совершенно напрасно. А вы чем занимаетесь?