Увидеть звёзды - [76]

— Что?

— Когда мы с ним расстанемся, что, разумеется, неизбежно, когда он образумится и найдет себе ровесницу. Довольно неприятная может возникнуть ситуация. Я останусь и без агента, и без любовника. Наверное, все-таки нельзя смешивать бизнес и личную жизнь?

— По-моему, ты поздновато спохватилась.

У Луизы снова задрожали губы, и она потянулась за очередным платком.

— Так все перепуталось! И непонятно, что будет с Кейром и с ребенком. Столько всего навалилось. Прости меня, Марианна, я жалкая паникерша. Правда. Вот у тебя действительно проблемы. Я не хотела морочить тебе голову всякой ерундой.

— И зря. Мне полезно отвлечься. А то ведь то изжога, то вены болят, не будем уж говорить о неудобстве врожденных дефектов. Впрочем, лучше думать об изжоге, чем о том, что могут сотворить с Кейром.

Наклонившись, Луиза обняла сестру:

— Знаешь, он показался мне очень сильным и выносливым человеком. Он справится с любыми трудностями, я уверена. А похитители эти — консервационисты. Они любят природу. И свою страну. Они наверняка уже поняли, что за человек Кейр, что он такой же, как они. Я думаю, они уже нашли общий язык, как это бывает, когда всем вместе приходится тушить пожар. Дни напролет обсуждают флору и фауну Казахстана. И футбол! Думаю, даже в Казахстане знают, что такое Тартан-армия, что это болельщики шотландской сборной.

— Может, так все и происходит. Будем надеяться. — Марианна встала и потерла занывшую поясницу. — Как ты думаешь, джин пить рановато еще?

— Солнышко, выпить немного джина никогда не рановато, — заявила Луиза, сползая с кровати. — Сядь в креслице, подними ножки, а я принесу тебе стаканчик.

Марианна

Напрасно некоторые думают, что, когда все очень плохо, не может быть еще хуже. В общем, чем дальше, тем страшнее. Двоих заложников отпустили, тех, у кого есть жены и дети. А у меня началось кровотечение.

Луиза вызвала врача и приказала не вставать с постели. Я подчинилась, хотя отнюдь не собиралась противодействовать природе. Но Луиза так была расстроена, что Кейр остался в ловушке… Короче, я покорно улеглась, чтобы не мучить ее еще больше, да и себя тоже. Мне было невыносимо плохо, более неподходящего времени для того, чтобы устроить выкидыш, судьба выбрать не смогла бы.

Через сутки я перестала кровить. Встала с кровати, начала нормально передвигаться. Когда освободили тех двоих, назначили день переговоров, десятое июня. Встречу решили провести на яхте одного из казахских государственных чиновников, поскольку зеленые отказались высадиться на берег. Нефтяные боссы потребовали, чтобы Кейра тоже доставили на переговоры, в качестве гаранта честной сделки, чтобы привезли прямо на стареньком катере, где жили и заложники, и сами похитители.

Все эти подробности мы узнали уже потом. После взрыва.

По радио сообщили, что, как только завели мотор, он взорвался и катер загорелся. Горящие обломки и сгустки мазута разлетелись на огромное расстояние. По словам свидетеля, «казалось, что горит само море». Двое похитителей выжили, хотя один из них был совсем плох. Один погиб, нашли его тело. А тело Кейра найдено не было.

Пока шли новости, у Луизы и Гэрта хватило ума ничего мне не говорить и вообще не трогать. Потом сестра начала потихоньку плакать, я с трудом поднялась на ноги и выключила приемник, не проронив ни слезинки. Выйдя из гостиной, плотно закрыла дверь, зашла в свою комнату. Я скинула тапки и забралась в постель, прямо в одежде.

Какое-то время я не двигалась, прислушиваясь к гулу машин, к шуршанию шин о мокрый гудрон, потом протянула руку к прикроватному столику. Пальцы привычно нащупали кнопку плеера и нажали на пуск. Раздалось пение флейты, похожее на птичью трель, потом к флейте присоединилась настоящая птица, в Эдинбурге я таких не слышала, возможно, они вообще не водятся в Шотландии. Потом мелодию подхватила третья, четвертая — обитатели финских арктических болот. То пронзительные, то хриплые голоса сливались воедино, это был суровый, не приукрашенный мелодическими блестками реквием по человеку, которого я любила, но никогда по-настоящему не знала и теперь уже не узнаю. Мне так хотелось спросить у него, как называются эти северные птицы. Он наверняка бы отыскал их в каталогах, был бы рад узнать, что это за певцы, как кто поет, какие у них повадки.

Сколько же в нем было жизни…

Да, мне о многом хотелось у него спросить, но не нашлось времени. Спросить о нем самом, помимо всего прочего. Теперь даже трудно было вспомнить, что именно. Но один вопрос я точно ему задала и хорошо запомнила ответ. Кейр сидел на краешке моей кровати, я прижала ладонь к его широкой спине и чувствовала, как отдается в грудной клетке его голос, рассказывающий про видения: «Что это было? Этого я понять не мог, но точно знал, что вижу что-то плохое. Очень страшное. Годам к двадцати я уже осознал, что это знак. Уже не сомневался, что что-то такое случится, но, что именно, где и когда, я не знал».

А когда я спросила, что же он видел, он сказал: «Я видел море… и над ним огонь».

Сейчас огнем жгло мои глаза, но слезы не желали литься, не желали его тушить. Сердце заледенело, и кровь все медленнее текла по жилам. Казалось, еще секунда, и она застынет. И в этот самый миг — другое время выбрать не мог! — меня тихонько толкнул изнутри ребенок Кейра, и еще раз, гораздо сильнее.