Увидеть звёзды - [2]
— Но вашим родителям там не понравилось?
— Ну почему же? Им посчастливилось умереть в собственных постелях. — Она почувствовала, что он улыбается. — Не вынесли культурного шока.
— Не всем выпадает такая легкая смерть.
— Это точно. Многим везет гораздо меньше.
— Спасибо вам. Выручили.
— Да не за что. Справитесь с осколками?
— Конечно. Справится моя сестра, только сначала отчитает меня за самонадеянность. Я просто оставлю пакет тут, у двери. Все равно продукты придется выбрасывать.
— Ясно. Вы уверены, что я больше ничем не смогу помочь?
— Спасибо. Теперь все будет хорошо.
Она слушает, как он спускается по лестнице: его шаги удаляются. И уже с некоторого расстояния донеслось:
— Может, встретимся в опере? Смею надеяться, что «Турандот» соответствует вашим строгим феминистским требованиям?
— Вполне. Эта девушка в моем вкусе. Заглатывает мужчин, разрывает клыками, а потом выплевывает. Не отгадал загадку — голову долой!
— Позвольте уточнить: принц все отгадал и даже ее проучил. Посредством своего имени, скажи, говорит, как меня зовут…
— Верно. Ненависть Пуччини к женщинам обязательно в конечном итоге торжествует.
— Вы замерзнете. Идите в дом. И хорошенько вытрите ноги — вы же стоите в луже красного вина.
— Еще немного, и стояла бы в луже слез.
— Может, как-нибудь увидимся.
— Вы-то, возможно, меня увидите, а я вас точно не смогу увидеть. Всего доброго.
Марианна
Вы когда-нибудь задумывались о том, что наш язык откровенно подыгрывает зрячим? (Наверняка нет, вы ведь можете видеть.) Ну а я… Мало того что не вижу, но еще вынуждена осторожно выбирать при общении с кем-то слова, чтобы не возникало неловкости. Вы только вслушайтесь во все эти фразы: О, я вижу, к чему вы клоните… а теперь рассмотрим вот что… я вижу примерно так… вглядись в то, что таится между строк… не вижу, какая тут связь… все зависит от вашей точки зрения…
Ну что, видите, какая складывается картина?
Я-то, естественно, не вижу.
Многие спрашивают, зачем я хожу в оперный театр? Я не вижу певцов, я не вижу декораций и костюмов, я не вижу игру света на сцене. Могла бы, сидя дома, просто поставить диск, — впечатление будет то же. В ответ я сама спрашиваю у этих людей: разве смотреть на репродукцию «Звездной ночи» Ван Гога или на саму картину — это одно и то же? (Конечно, где уж мне знать, но я знаю тех, кто плакал, стоя в музее перед этим полотном.)
Тем, кого удивляют мои походы в музыкальный театр, скажу лишь, что именно опера, как никакое другое искусство, помогает с предельной (для меня) полнотой воспринимать мир. Все эти скульптуры, драпировки, обивки, когда удается их потрогать, волнуют меня бесконечно. Прочие театральные постановки, романы, стихи познавательны, интересны, трогательны, ну да, да… только они не захватывают меня целиком и не дают возможности все-таки увидеть. Я могу узнать у Толстого, почему французы покинули Москву, благодаря азбуке Брайля или аудиозаписи, но я никогда не смогу представить этот город. Или снег. Или человека, тем более огромную армию. Язык у Толстого необычайно емкий, образный, я могу читать его прозу, иногда. Но это не родной мне язык, в том смысле, что он визуальный.
А вот музыку мне «читать» гораздо проще. Впрочем, ее и читать не нужно. Она проникает прямо в сердце, бередит душу, будит какие-то необъяснимые чувства, вызывает лавину мыслей и слуховых образов. Сидя в зале, я гораздо больше сосредоточена на своих эмоциях, чем на самой опере. Иногда меня настолько будоражат все эти звуки и ощущения, что мне кажется, будто впечатление от увиденного было бы гораздо менее ярким.
Тому человеку я соврала, что не люблю жертвенных героинь Пуччини. Вернее, соврала отчасти. Я не их не люблю, а их переживания, эти никчемные, бессмысленные страдания, что у Тоски, что у Мими, что у мадам Баттерфляй. Если вдуматься, они вызывают у меня — подспудно — злость. А я не хочу пускать в душу злость, тем более когда оказываюсь в оперном театре.
У меня есть гораздо больше поводов для злости.
Злость не мое пристанище и не мой цвет — я такой не ношу.
В моей огромной спальне стоят два шкафа. В одном — черные вещи, в другом — белые и цвета слоновой кости. Так повелела Луиза, моя старшая сестра. Что ж, при моих нулевых познаниях относительно расцветок сестрица могла бы одевать меня даже в «небесно-голубой розовый», так шутила наша мама. Мне что небесно, что голубой, что черный, что слоновой кости — все едино.
Носить одежду разных цветов незрячему слишком сложно. Ведь нужно прилично выглядеть и на работе и в обществе, я хоть редко, но выбираюсь в люди, и очень важно чувствовать, что ты ни от кого не зависишь. Поэтому все вещи должны нормально сочетаться, в любых комбинациях. Мы с Луизой тщательнейшим образом все продумали. Темно-синий она отвергла, поскольку у синего очень много оттенков. (Еще она сказала, что ей тошно будет на меня смотреть, это же цвет ненавистной школьной формы, которую мы таскали столько лет.) А черное с белым всегда смотрится неплохо, если я вдруг перепутаю шкафы и схвачу что-нибудь не из того.
Светлая одежда, к сожалению, непрактична. Быстро пачкается, и сразу заметно любое пятнышко. Когда не видишь тарелку, аккуратно есть довольно сложно, поэтому я кучу денег извожу на химчистку. Лу всегда говорит, какие вещи уже пора освежить. Зато мне не приходится торчать перед зеркалом, терзаться, что же надеть. А так: сегодня черное, завтра белое. Без вариантов. Иногда Лу уговаривает меня повязать яркий шарфик или накинуть кашемировую шаль — слегка оживить мое строгое одеяние. Она говорит, что у меня красивые глаза, как голубой переливчатый опал, и некоторые цвета очень к ним идут.
Ты для меня — больше, чем редактор, Алиса. Мой мир — алисоцентричен. Без тебя ни одного слова из этой книги не появилось бы. В каждой строке этой мрачной сказки — твоя любовь, твой свет и тепло. Гениальность — не в том, что ты пишешь. Твой гениальный дар — в том, на что я становлюсь способна рядом с тобой. И по большому счёту, это ты — настоящий автор, а не я. Это твоя книга, Алиса. И те, которые ещё предстоит написать, тоже будут твоими. Потому что за ними стоишь ты.
Повести и рассказы о настоящей жизни без «розовых очков», читая которые, тем не менее, начинаешь верить в чудеса и главное чудо жизни — любовь.
«Это не моё чтение, я такой литературой не увлекаюсь. Но я человек лояльный и уважаю любые жанры, кроме скучного. Эта книга не скучная, уже хорошо! А вот найдёт ли она своего читателя, об этом судить не мне» (Павел Басинский, литературный критик). Книга содержит нецензурную брань.
Аннотация. «…мечтать же не запрещено законом. Вот и Ксения нафантазировала своего идеального мужчину. Она нафантазировала не только внешность, но и характер своего идеала, представляла себе их встречи, разговоры, этот образ стал частью её жизни, она даже видела его во снах…» Девизом девушки можно считать фразу «Бойтесь своих желаний». Никогда не рисуйте в мечтах образ идеального мужчины и ни в коем случае не мечтайте о встрече с ним, вдруг он живёт в другом мире, а судьба решит вас столкнуть.
Смерть — полный отстой… Выпускница старшей школы Эмбер МакУильямс знает об этом не понаслышке. После смертельной автокатастрофы, одаренная младшая сестра вернула ее к жизни. Теперь все, к чему прикасается Эмбер, умирает. На самом деле это реально бесит. Девушка придерживается политики «без прикосновений» со всеми живыми существами, включая парней. Когда в жизни Эмбер появляется Хайден Кромвел, цитирующий Оскара Уайльда и заявляющий, что ее проклятие на самом деле дар, она решает, что тот просто сумасшедший симпатяга.
Сказка о прекрасной принцессе на белом... звездолёте. Ну, может быть, не совсем принцессе. И не совсем прекрасной — на любителя. Но если таки распробовать — м-м, бабушкино земляничное варенье не сравнится с этим! Незабываемые новогодние выходные обеспечены. Ну и, как водится, любовь- морковь... Но при чём здесь двулетнее травянистое растение семейства зонтичных? Пардон, небольшие недоработки словаря идиом и фразеологизмов.
Натали и Бабс — лучшие подруги. Так было всегда, с самого раннего детства, но однажды случилась катастрофа: шумная, веселая и верная Бабс совершила ужасное — вышла замуж. Что делать, если твоя лучшая и единственная подруга торжественно клянется в вечной любви к постороннему мужчине? Как жить дальше, если у тебя с этой треклятой вечной любовью сплошные проблемы?После «предательства» подруги Натали кажется, что жизнь ее кончена. Она всегда была девочкой-паинькой, но тут пускается во все тяжкие. Сомнительная любовная история, в которую она ныряет как в омут, заставляет Натали потерять контроль над своей жизнью.
Анника счастлива в браке, они с мужем – идеальная пара, предмет зависти подруг. У них двое детей, хорошая квартира, доверительные отношения в семье. Вот только все это за семь лет давно приелось, а душа хочет праздника. И тут как раз у Анники появляется новый коллега, элегантный и обходительный Рикард. И задерганная мать семейства вдруг снова ощущает собственную привлекательность. Опьяненная влюбленностью, она сама не замечает, что вот-вот разрушит собственное счастье. Только бы успеть вовремя остановиться!
Куда после многих лет брака уходит пылкая любовь юности и можно ли ее вернуть? А главное, стоит ли ее возвращать? Английская писательница Оливия Лихтенштейн с улыбкой говорит об очень серьезных вещах, создавая живой портрет современной женщины — сильной, уверенной в себе, но по-прежнему мечтающей о том, чтобы рядом был мужчина, готовый носить ее на руках.Читатель найдет в книге блестящее исследование человеческой природы, сделанное с добротой и искрометным юмором, а кроме того — несколько эксклюзивных кулинарных рецептов.
Покажется ли жизнь прекраснее, если лечь на другую сторону кровати и посмотреть на все с иной точки зрения? Ариана и Юго думали, что да, покажется, потому и попросили судебного исполнителя, который пришел к ним составить акт о просрочке окончания ремонта в их доме, помочь им заодно поменяться жизнями: работами, чековыми книжками, автомобилями… Оказавшись на месте другого, считали оба, есть шанс победить рутину, неизбежную после десяти лет совместной жизни, когда чувствуешь себя белкой в колесе…Но… легко ли стать продавцом бижутерии на дому, если до того ты руководил большим и серьезным предприятием? Станут ли служащие, здоровенные как холодильник, уважать начальницу-тростинку? Можно ли устоять перед искушением, если клиентки встречают тебя в дезабилье цвета пармской фиалки? Надолго ли хватит терпежу при условии, что дети не тебя станут просить поцеловать их на ночь? И как следовать неизменно правильным курсом, когда слишком уж совершенная теща взирает на тебя неодобрительно, а друзья поднимают на смех? Ко всеобщему изумлению, этот безумный эксперимент принесет-таки свои плоды.