Увидеть Мензоберранзан и умереть - [7]

— Нет! Никогда Ллос не снизойдет до общения с мужчиной, а если подобное происходит, то только для того, что бы пожрать его! — отрезала Жрица.

— Мне это известно, — быстро перестроившись, кивнула Ника. — Но я не помню, чтобы богиня явилялась к нам и дала тот совет, которым пренебрег этот ослушник, — замирая от страха, а вдруг богиня все-таки появлялась на совете, но от этого не менее уверенно говорила Ника. — Я настолько верю в Ллос, что допускаю ее личное вмешательства в битву, которая неминуема должна была быть проиграна на ее глазах, следуй военачальник указанию Совета. Она сама подсказала ему правильное решение. Мы, дроу, существуем, дышим, свершаем что-что только во славу Ллос и, разве богиня поступится тем, чтобы хоть какая-то крупица, прибавляющая ей славу, была бы попусту утеряна, а победа подарена дворфам.

Верховная Жрица насупилась, обдумывая только что услышанное. Ника же в этот момент испытала ни с чем не сравнимое облегчение: что ж, пока она идет верным, хоть и зыбким, путем, грозящим оборваться в любой момент и увлечь ее в смертельную ловушку. А ей это надо?

— Мы не можем знать этого наверняка, — сварливо произнесла Верховная Жрица. — Ллос не явила нам доказательства твоих слов.

— Доказательство — его победа! — с пафосом, от которого самой же стало смешно, простерла руку к старику Нику. Только бы не заиграться.

— Не слушайте ее! — выкрикнула облаченное в зеленое Мать. — Всем нам известно, на что она надеется, спасая этого отступника и предателя. Дорган — ее последний шанс добиться у Ллос милости.

Ника внимательно посмотрела на нее, и та ответила вызывающим взглядом. Зеленые одежды как нельзя шли этой яркой, красивой эльфийке. Ее глаза то и дело отсвечивали красноватым фосфорицирующим огнем, чем она напоминала Нике разъяренную кошку.

— Что эта Зеленая имеет против меня? — шепотом спросила Клопси Ника.

— Ее честолюбие столь велико, что она считает возможным занять твое место, моя владычица.

Верховная Жрица, ожидала, что ответит Мать Дома де Наль, но Ника сочла нужным проигнорировать выпад Зеленой выскочки и сказала, указывая не мужчину:

— Может он, все расскажет сам? — вызвав этим явное замешательство Совета.

Клопси тревожно завозился за ее корсажем, и Ника сообразила, что допустила какой-то крупный промах. Ее догадку подтвердило светящееся мстительным торжеством лицо стервы в зеленом, и Ника закусила губу.

Напряженное молчание нарушила Верховная Жрица:

— Никогда еще мужской голос не осквернял святилище Ллос! — с оскорбленым видом и неприкрытой враждебностью, отчеканила она.

Вот так финт! Оказывается, в этом Кензобарабане, нет… э-э… в Мензурбаране, осужденные не смеют не то что оправдаться, но даже лишены последнего слова.

— Разве совет Матерей Первых Домов не желает узнать почему мужчина смел ослушаться их волю?

— Меня это не интересует, — едко заметила одна из Матерей. — Достаточно того, что он имел наглость ослушаться нас.

— Слишком много воли берет Мать де Наль, — поддержала ее другая.

— Просто удивительно, что она все еще Мать Первого Дома…

Совет дружно вгонял гвозди в гроб Ники. Когда же все высказались, а все высказывания сводились к тому, что Мать де Наль не угодна, и терпение Совета иссякает, последнее слово взяла Верховная Жрица.

— Мы не будем слушать преступника, что бы не оскорблять тем Правящий Совет. Он будет наказан! — изрекла она окончательное решение, поджав сухие бледные губы.

«Ну, ничего себе! Мать его!» — выругалась про себя Ника. Ее душа клокотала от возмущения не столько тем, что решение было несправедливым, сколько тем, что оно было глупым. Во всем этом не было ни капли здравого смысла, только фанатизм и упрямство. Безумие вот так, запросто, лишать жизни человека, который ни в чем не провинился, а напротив, сделал все, чтобы жизнь его судей процветала в мире и благополучии. Неужели дроу не знают другого наказания, кроме казни. С этой самой минуты она решила, что не уступит этим курицам старика-военачальника. Она, как бы выразился Женя и Наташа, «уперлась из принципа». Она решила исходить из постулата, что в каждом споре есть третья сторона.

— Он будет наказан, — сухо повторила она слова Верховной Жрицы. — Отлично! И этим решением навлечем гнев Ллос. Уверены ли вы в том, что богиня восхитится вашей несгибаемостью, достойной того, чтобы применить ее где-нибудь в другом месте. Например, на поле боя. Или с дворфами уже покончено? Уверены, что они откажутся от мысли о мести. Думаю, пора воззвать к самой Ллос, и пусть богиня сама решит, что делать с этим, так называемым, преступником.

— Никто не смеет тревожить богиню по пустякам, — скрипуче возразила Верховная Жрица.

— Я так и не поняла: вы печетесь о славе Ллос или о своем удобстве? Победа во имя нее теперь оказывается пустяк? И то, что она, возможно, сама вмешалась в битву, чтобы не дать дроу, что скрупулезно следовали инструкции Совета, проиграть ее, по-видимому, тоже пустяк?

Ника «давила проблему» до тех пор, пока Верховная Жрица не остановила ее, подняв руку с узловатыми пальцами с длинными загибающимися ногтями. Выпрямившись на своем каменном троне, она оперлась на посох и закрыла глаза. Ника до боли сжала подлокотники кресла. Похоже, что старуха впала в транс. Никто не осмеливался нарушить стоявшую в зале тишину, все напряженно чего-то ждали, и даже Клопси перестал ворочаться и вздрагивать за корсажем.