Увидеть Хозяина - [20]

Расслабляться было некогда. Я не понимал надписей кругом, они были не на линке, но огоньки над дверью ясно показывали, что лифт идет к следующему этажу, который, видимо, должен был находиться где-то уже на уровне земли.

Лифт мягко, убаюкивающе удобно затормозил и остановился. Меченосцы переглянулись, поднимая оружие – Като точно над головой, так что правый меч почти касался зеркального потолка, Святослав – над левым плечом, отведя острие далеко назад, так что я даже пригнулся на сиденье.

С элегантным свистом открылась дверь.

Перед нами был широкий, тонущий в полутьме вестибюль, и прямо напротив двери лифта ослепительно виден был прямоугольник дневного света, высокий и узкий, как широко распахнутая парадная дверь. Мы видели главный вход Цитадели – видели изнутри. Никого: ни одного анга. Зеркально черный пол.

В лифт вошел человек. Близоруко щурясь сквозь очки, он отвел рукой со лба длинные волосы и тихо сказал:

– Я не враг вам. Вы ведь те, кого позвали?

Лифт по-прежнему стоял открытым.

Я знал, что делать. Я быстро встал и, обогнув справа молодого князя с его мечом, поднес ко лбу вошедшего хрустальный шар, который еще издали залился оранжевым светом.

Это был шестой из нас: сбор продолжался. Като и Святослав опустили мечи.

Я тронул самую верхнюю из кнопок на пульте лифта, и двери закрылись.

Лифт пошел вверх.

Вошедший долго молча разглядывал нас.

Он был не старше меня, одного со мной роста, очень худ, темноволос (хотя и не брюнет) и носил очки, что меня немало удивило, поскольку что-что, а нормальные способы коррекции зрения уж можно было как-нибудь придумать за девятнадцать-то с половиной веков. На нем была длинная черная куртка из грубой ткани, широкие синие штаны из не менее грубой ткани (обуви из-под них видно не было), а на плече у него висела довольно туго набитая ярко-зеленая холщовая торба. Длинные, ниже плеч, волосы вошедшего были забраны по лбу замшевой лентой, но часть прядей свисала поверх нее, то и дело падая ему на очки. У него было узкое лицо с узким носом, крылья которого были тонко и твердо очерчены, а карие глаза, несмотря на близорукость, смотрели остро и живо. Он очень редко улыбался, как я понял позднее. Но он совсем не был мрачен или угрюм: он был просто очень спокойный. Спокойный, но совсем не медлительный и не замкнутый. В общем, он был… Трудно так сразу описать. В следующие несколько недель он стал одним из самых близких мне людей: товарищем, почти братом. Другом? Трудно сказать. Я, во всяком случае, очень хотел бы считать себя его другом, а вот можно ли было сказать о нем то же самое – не знаю. Но я сразу, в тот самый момент, когда он вошел в лифт и пристально смотрел мне в лицо – мне первому, потому что именно я поднес к его лицу светящийся живым светом шар – понял, что это необыкновенный человек, необыкновенный, несмотря на молодость и скромный внешний вид, и что все, что было непонятно и неясно без него, с ним станет понятно и ясно.

Когда он осмотрел нас всех, я увидел, что лицо его прояснилось, как будто он заулыбался, хотя его твердые бледные губы были по-прежнему спокойно сжаты.

– Значит, все правильно, – сказал он негромко, но так четко, что каждое его слово хотелось написать на бумаге. – Значит, мне не приснилось. Мы собрались.

Он еще раз обвел нас взглядом.

– Мое имя Фродо, – сказал он наконец.

Вряд ли можно было сделать при этом более дурацкую вещь, чем та, что сделал я. Я засмеялся.

– Фродо Бэггинс?

Он перевел взгляд на меня, и один угол его рта приподнялся, что, как я понял впоследствии, означало у него почти что смех.

– Да, я понимаю, – ответил он. – Ничего не поделаешь, мой отец любит старинные сказки. Старшего сына он назвал Боромир, второго – Мериадок, только третьего почему-то Элвис.

Я опять прыснул. Нервным смехом, но искренне.

– А я вот – Фродо. Моя фамилия поскромнее, чем имя: Таук.

Он обвел нас взглядом.

– Ричард Лестер, – прогудел сзади Дик. – Из Космопорта.

– Робин Худ Локсли, по прозвищу Ланселот, – отчеканил наш разведчик. Все, кроме меня, оглянулись на него в изумлении: никто еще не слышал подлинного его имени.

Вновь переведя глаза на вошедшего, назвали себя и Като со Святославом.

Вошедший каждому внимательно смотрел в глаза и каждому медленно и очень любезно кивал, как бы фиксируя этим кивком тот факт, что вот он внимательно посмотрел, понял все, что можно было понять при первом взгляде, и теперь выражает свое глубокое уважение.

Наконец он снова посмотрел на меня (я все еще стоял ближе всех к нему, буквально лицом к лицу с ним, у самой двери лифта), и я открыл было рот, чтобы назвать себя.

Фродо мгновенным жестом – почти что заткнув мне рот, только не прикоснувшись – заставил меня замолчать.

– Что ты делаешь? – быстро сказал он. – Тебе – тебе! – называть здесь свое подлинное имя нельзя, ни в коем случае нельзя! Ты же психократ, как ты не понимаешь?

– Я говорил ему, – сказал сзади Ланселот. – Видишь ли, он не из нашего потока времени. Он не знает, что такое психократия, он интуитив, понимаешь?

Фродо посмотрел на Ланселота через мое плечо.

– Но вы все знаете его настоящее имя?

– Только первое, – прогудел Дик, – фамилию он не говорил. Правда, я не знаю, были ли в их время фамилии.