Увидеть больше - [37]

Шрифт
Интервал

Среди сотрудников профессора Клюге был врач из местных, который занимался доставкой так называемого материала из ближнего гетто. Там, оказывается, полуподпольно функционировала неплохая больница, коллектив врачей мог бы составить честь любой европейской клинике, они лечили и производили сложные операции, почти не имея медикаментов. Роды в гетто были запрещены, беременность каралась смертью, но его обитатели каким-то образом ухитрялись скрывать не только новорожденных, но даже психических больных. Один из бывших коллег, по неведению сохранивший доверие к посланцу профессора, рассказал ему про удивительный случай, как можно было понять, подростковой шизофрении. Какой-то неизвестный чудодей, непонятным образом объявившийся в гетто, сумел не только вывести из кататонического ступора мальчика-полуидиота, но вернуть ему речь и даже память.

Стоит ли говорить, что этот случай особенно заинтересовал профессора Клюге? Он не мог не напомнить ему знаменитую еврейскую легенду про Голема, глиняного истукана, в которого создателю-раввину удалось вдохнуть жизнь. В отличие от национально ограниченных тупиц, Клюге не только знал эту легенду, но позволял себе интересоваться, среди прочего, иудейской мистикой, немного занимался даже Каббалой. Оставалось поверить его рассказу, что этот неуловимый чудодей однажды собственнолично явился к нему в замок Веллигут и предложил сотрудничество»….


Текст внезапно замер. В правом верхнем углу опять обозначилось ярко-красное пятнышко, стало разрастаться, закрыло текст. «НЕ ЗАБУДЬ КЕЛАСС!» — настаивали рекламные буквы. Периодический сеанс, вторжение из других сфер, и не сразу найдешь, как изгнать эту напасть, так она хитро устроена — все равно, что отмахиваться от мошкары. Борис беспомощно дожидался, пока назойливое вторжение схлынет, рассосется само, преобразится, исчезнет — увы, вместе с недавним текстом. Сбилось опять, не вернуться. Ну, может, и хорошо. Про немца что-то казалось знакомым, не мог сразу вспомнить, и не стоило напрягаться. Так ли тебе туда нужно? Не хотелось дальше задерживаться, доискиваться, не очень даже понятно, зачем. Отдавало уже чем-то сомнительным. Еврей из гетто пришел предложить сотрудничество фашисту? Перечитать бы, уточнить, может, что-то не так понял. Уже не найти. Хоть до этого места сумел дочитать, и ведь не мог оторваться.

Борис испытывал непонятную усталость — и, как ни странно, почти облегчение. Чем-то неприятным, пугающим повеяло на него от чужой незавершенной истории. Всегда тягостно читать про мерзавцев, особенно реальных, исторических, когда их пытаются вкрадчиво, а там и откровенно, оправдать, объяснить, наконец возвеличить. Не наше дело морализировать, величие, да и любая незаурядность заслуживают уважения, перечитайте Шекспира… Нет, может, лет через сто, когда вымрут те, кто могли стать жертвами этих великих злодеев, к ним удастся отнестись как к литературным персонажам, без напряженных личных эмоций, а пока нет.

На экране между тем одна за другой продолжали меняться картинки, появилось белое здание среди пальм, синела вода в бассейне… Вдруг вспомнилось, что он будто бы уже слышал это слово. Тот сдвинутый мамин знакомый в грязной кофте собирался ехать как раз туда, в какой-то Келасс, кажется, так. В кассе сказали, что такой станции нет, он стал искать по карманам билет, чтобы показать…

Борис прикрыл глаза. В воздухе вокруг или в собственных ушах возобновлялась неясная мелодия, похожая на шум моря, тихий прибой. Ржавые рельсы зарастали все гуще бурьяном, среди пыльной зелени голубели цветы цикория… Встряхнул головой, музыка исчезла. Так можно заснуть, подумал он. А может, уже и начинал задремывать. Закрыты ли были глаза? Огляделся, не заметил ли кто. Девушка слева играла на клавиатуре пальцами, кошачьи скулы, кольцо в ноздре. В ячейке справа, не шевелясь, сидел тот же бородач, в волосню возле уха уходил черный провод, монитор перед ним светился. Откуда-то появились деловитые люди в синих рабочих комбинезонах, подошли к нему, бесцеремонно повернули вбок голову вместе с проводами, не надо вздрагивать, можно и без нее, чьи-то пальцы где-то все равно продолжали набирать текст.

6. Имиджевая коррекция

Происходит именно то, чего боишься, Борис все-таки заблудился на выходе. Перегородки лабиринта, неотличимо отражавшие одна другую, успевали изменить расположение в размноженном пространстве, вывели непонятно куда. Он медленно шел по гулкому пустынному коридору, читая на дверях по обеим сторонам таблички. Служба безопасности. Аппаратная иллюзий. Капсула Мёбиуса. Испытание аттракционов. На отдалении из боковой двери слева появилась женщина, прошла к соседней двери, открыла. Яркий свет из противоположного окна едва позволил разглядеть ее со спины, высокие каблуки, сильные икры балерины, сердце вздрогнуло от неуверенного узнавания, свет, на миг пронизав, обнажил ее. В этом пространстве возможно всякое, усмехнулся Борис и чуть ускорил шаг, не спуская взгляда с двери, за которой она скрылась, чтобы не пропустить, не перепутать, слишком все они были похожи.

«Имиджевая коррекция»


Еще от автора Марк Сергеевич Харитонов
Учитель вранья

Герои сказочной повести «Учитель вранья», пятилетняя Таська и её брат, второклассник Тим, увидели однажды объявление, что на 2-й Первоапрельской улице, в доме за синим забором, дают уроки вранья. И хотя Таська уверяла брата, что врать-то она умеет, они всё-таки решили отправиться по указанному адресу… А что из этого вышло, вы узнаете, прочитав эту необычную книжку, полную чудес и приключений.


Линии судьбы, или Сундучок Милашевича

В декабре 1992 года впервые в истории авторитетнейшая в мире Букеровская премия по литературе присуждена русскому роману. И первым букеровским лауреатом в России стал Марк Харитонов, автор романа «Линии судьбы, или Сундучок Милашевича». Своеобразная форма трехслойного романа дает читателю возможность увидеть историю России XX века с разных ракурсов, проследить начало захватывающих событий, уже зная их неотвратимые последствия.


Этюд о масках

«В художественной системе Харитонова быт занимает важное место. Выписан он чрезвычайно тщательно и исторически достоверен, хотя является для автора все-таки только фоном для постановки глубоких экзистенциальных вопросов… Единицей текста становится абзац, передающий мысль, действие, мотив и сохраняющий внутри себя логическую связь, но между абзацами — пустота, как и между событиями, и в этой структуре — авторская философия: правда принадлежит не логике, часто вводящей в заблуждение, а целостности бытия, из которой, собственно, и вырастает дух жизни.


Джокер, или Заглавие в конце

Главный герой романа — преподаватель литературы, читающий студентам спецкурс. Он любит своё дело и считает себя принадлежащим к «узкому кругу хранителей» культурных ценностей.Его студенты — программисты, экономисты, в общем, те, для кого литература — далеко не основной предмет. Кроме того, они — дети успешных предпринимателей. Тем не менее, и среди них нашлись люди мыслящие, заинтересованные, интеллектуальные. Они размышляют об устройстве мира, о гениальности, о поэзии. А ещё они влюбляются и активно участвуют в делах своих пап.Настоящая публикация — воспроизведение книги изданной в 2014 году.


Игра с собой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Прохор Меньшутин

«День февраля»- первая книга М. Харитонова. Повести, вошедшие в нее, потребовали десяти лет творческого труда. В повести «День в феврале» рассказывается о Н. В. Гоголе.Об эпохе царствования Ивана Грозного — в повести «Два Ивана». Повесть «Прохор Меньшутин» — о быте современной провинции.


Рекомендуем почитать
Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Время обнимать

Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)