Уважаемый господин дурак - [3]

— Милорд, поздравляю с помолвкой. — Произнося эту нелепицу, сестра наблюдала, как Такамори пытается с трудом застегнуть рубашку, но не может найти пуговицы. — Ты надеваешь ее на левую сторону, дурачок, — Томоэ саркастически улыбнулась его тщетным усилиям. — Ты надел ее на левую сторону, — повторила она, — и нет ничего странного, что не можешь найти пуговицы.

Ему стало неловко — он старался смотреть в окно, чтобы избежать ее взгляда.

— Такамори.

— Да.

— Ты собираешься жениться?

Сидя на кровати, скрестив ноги, Такамори повернулся и уставился на нее. В ее черных глазах и самонадеянно вздернутом носике он увидел, что сестра насмехается над ним. Кажется.

— Кто такая Харуко Хона?

— Харуко? Не имею ни малейшего понятия...

— Ты говоришь мне правду? — В ее голосе слышалось подозрение. Скорчив кислую мину, Томоэ пристально наблюдала за его лицом.

Но Такамори действительно не мог вспомнить этого имени. Среди его знакомых девушек и близких подружек определенно не было никакой Харуко Хона, и он не мог себе представить, чтобы кто-нибудь мог позвонить ему в это воскресное утро.

— Ты хочешь сказать, что я имею какое-то отношение к этой Харуко Хона?

— Я, конечно, не знаю, но... — Сестра засмеялась. — Но тебе только что пришло толстое письмо от Харуко из Сингапура.

— Из Сингапура? — От удивления Такамори разинул рот. Он даже подумал, не помешалась ли сестра — например, от падения курса ее акций на бирже. Такамори никогда не был в Сингапуре и даже в грезах не имел никаких отношений с девушкой в такой далекой стране.

— Покажи.

— Ты что, рассчитываешь получить его даром? Я дам его тебе в обмен на деньги, которые ты мне должен с прошлого месяца.

— Прекрати эти шуточки! Я в самом деле не знаю никакой такой девушки.

Даже Томоэ по его лицу поняла, что он говорит правду, — хоть и продолжала смотреть на него с подозрением.

Наконец она достала из-под свитера толстый конверт, на котором действительно стоял почтовый штемпель Сингапура. Адрес был напечатан латиницей, имя — тоже: Такамори Хигаки. На обратной стороне конверта иероглифами значился отправитель: Харуко Хона, — а за именем в скобках стояли еще два иероглифа, которые было невозможно разобрать. Такамори пришел в полное замешательство.

— Что за отвратительные каракули, — воскликнул он, глядя на иероглифы обратного адреса.

Каллиграфия действительно ужасающая. Было бы приятно, подумал он, получить от девушки прелестно написанное письмо, пусть даже адресованное ему по ошибке, но такой почерк — он не подпадал ни под одну известную школу каллиграфии. Что означает этот непонятный текст? Написан так плохо, что даже приготовишка бы лучше справился. — Должно быть, это чья-то шутка, но для первоапрельского розыгрыша рановато.

— Во всяком случае, открой и посмотри, что там написано.

С таким напутствием сестры он начал разрывать конверт.

— Секундочку! — В памяти у него вдруг всплыл недавно прочитанный детектив, в котором брошенная, как щенок, девушка решила отомстить своему любовнику. Для этого намазала изнутри конверт сильнодействующим ядом, распространенным на Малайском полуострове, — с тем, чтобы яд попал на пальцы бывшего любовника, когда он будет его открывать.

— Томоэ, а Сингапур — на Малайском полуострове?

— Естественно.

— Яд, — тихо сказал Такамори. — Послушай, открой лучше ты.

— Почему это?

— Почему, почему! Потому что я об этой Харуко не имею ни малейшего понятия, а ты делаешь какие-то безосновательные намеки, — сердито сказал Такамори.

— Если ты уверен, я распечатаю прямо тут.

Любопытство, свойственное женщинам, овладело ею, и пальчики с красным маникюром уже тянулись за конвертом.

— Читай вслух. Мне нечего бояться. Девушки сегодня слишком подозрительны и ревнивы.

Такамори смотрел, как Томоэ умело открывает конверт и вынимает письмо, написанное на тонкой прозрачной бумаге и сложенное в четыре раза. Снедаемый любопытством, он заглянул через плечо сестры. Текст письма походил на ряд маленьких черепашек, выстроившихся под полуденным солнцем. Иероглифы были настолько маленькими и стояли так близко друг к другу, что требовалось увеличительное стекло.

— «Дорогой Такамори, я, наконец, нашла пах...» Что это? — воскликнула Томоэ, покраснев.

Количество китайских иероглифов в японском употреблении резко сократилось, и молодые японцы часто ошибаются в написании, заменяя один иероглиф другим с тем же произношением — или опуская их совсем. Такамори и Томоэ, дед которых был ученым каллиграфом, исключением тут не были, иероглифику знали плохо, но даже их поразило количество ошибок в письме этой Харуко. Если бы она только опускала иероглифы или заменяла их — это еще куда ни шло. Но в некоторых местах, даже там, где брат с сестрой разбирали написанное, смысл оставался настолько непонятным, что все их усилия скорее напоминали попытки археолога прочитать античные письмена.

— Сдаюсь, — наконец заявила Томоэ.

Такамори взял у нее письмо и продолжал расшифровку — ему было очень любопытно.

— А, я понял.

— Что ты понял?

— Это не «пах». Она хотела сказать «время» и ошиблась. «Я наконец нашла время».

Такамори сидел, скрестив ноги, на кровати, и изучал письмо. Тихое воскресное утро. Их дом находился в жилом квартале Кедо в районе Сэтагая, довольно далеко от центра. Каждую весну птицы возвращались в их сад, и сейчас из окна второго этажа можно было слышать их пение. В доме стояла полная тишина, только из кухни голос служанки Матян доносился. Томоэ внимательно следила за лицом брата в потоках света — и вдруг увидела, что он пришел в сильное волнение.