Уважаемые отдыхающие! - [9]
– Галка! Ты ж грамотная, скажи, что я писать должна? Говорят, «бурак» сейчас не пишут! А шо пишут? Шо, бурак уже переименовали, как улицу Ленина? Так шо им бурак сделал? – Из дверей столовой вышла тетя Валя. Хотя она теперь, скорее, баба Валя. Тоже из стареньких. Сорок лет в этой столовке простояла. Вся жизнь между кастрюлями да подносами. Олежа ее рукоблудный женился, уже двоих детей народил. Жена его тоже Олежей называет. Тетя Валя невестку недолюбливает. Вроде как прицепиться не к чему. Детей рожает да еще и готовить умеет. Сама толстая, так и мужа раскормила так, что у того уже и живот висит, из трусов вываливается, и сиськи уверенного второго размера. Печет, стряпает она не хуже тети Вали, а то и лучше. Рассольник варит такой, что свекровь чуть не плачет от злости и зависти. А ведь тетя Валя пищевой технолог по образованию.
– Напиши, свекла, – отвечает Галя.
– А краснокочанка тогда шо? – спрашивает тетя Валя.
– Напиши «краснокочанная капуста».
– А так не понятно? – удивляется тетя Валя.
– Может, кому и не понятно. Люди из разных городов приезжают.
– И шо? Они дебилы? Спрашивают, а нототения – это шо? Свежая? Да, конечно! С утра выловила! И окунь морской тоже утрешний! Кура жареная, они не понимают!
– Напиши «курица»…
– Всю жизнь была кура!
– Как Лиза?
– Ох, не говори мне за Лизу! Знаешь, что она стала делать? Полпорции пробивать!
– Детям полпорции берут. Они же все равно не съедают.
– Никогда не было полпорции! Как я готовить должна? Как рассчитывать продукты? А подносы у них руки отсохнут отнести? Лиза теперь по залу бегает – подносы собирает.
– Люди отдыхать приехали. Они к ресторанам привыкли.
– Так и пусть чешут в ресторан! А то припрутся в столовую – русским языком написано «Столовая», а хотят, чтобы как в ресторане. Так пусть уже выбирают!
– Лиза больше не плачет?
– Да ей поплакать, как поссать! Ты же знаешь!
Помимо Олежи, у тети Вали имелась дочь Лиза. Старшая. Но вот ведь какое дело. Тетя Валя по своей конституции имела на теле бугры, ухабы и склоны, так сказать, равномерно распределенные. Бугорок на шее – отложение солей, – ставший с возрастом плотным горбиком. Бугры вокруг лифчика – тетя Валя утягивалась, грудь неизменно вываливалась. Уверенные холмы на пояснице. Живот – отдельная возвышенность. Ну и ноги, как без них. Над коленными чашечками – холмистая местность. А выше – горы да пригорки.
Лиза сидела за кассой и, надо признать, привлекала внимание. Худенькая сверху, шейка длинная, лицо тоже длинное, ключицы торчат, грудь неразвитая. Любители такого типажа от Лизы млели и лишний раз прохаживались к кассе – хлеб отбить или стакан узвара.
– Галя, что писать вместо узвара? – кричала тетя Валя. – Они дебилы! Не понимают!
– Компот из сухофруктов, – отвечала Галя.
Каждый сезон у Лизы объявлялся поклонник, который ходил, отбивал, шутил, пил литрами компот и наконец осмеливался спросить, что Лиза делает вечером, после восьми, когда закрывается столовая. И Лиза отвечала, что ничего, свободна. Поклонник звал на прогулку и договаривался ждать после восьми. Прямо сегодня. Но это в лучшем случае. А в худшем – Лиза приподнималась из-за своей кассы за салфеткой или еще за чем, и обнаруживался тяжелый, огромный низ. Все бугры, которые у тети Вали распределялись равномерно, у Лизы сползали к низу. При тщедушном верхе она имела внушительный, просто неподъемный низ. Огромные бедра, ноги-колонны. Поклонники субтильности тут же прекращали отбивать компот. Ценители другой красоты – пышности, вмятин, бугристостей, каковые тоже встречаются на курортах, Лизу приметить не могли, поскольку она все время сидела за кассой, выставляя напоказ только субтильный свой верх. Из-за этого несправедливого противоречия она оставалась мало того что не замужем, так еще и девицей. Каждый сезон находился подходящий ухажер. Но стоило Лизе предъявить воздыхателю, так сказать, портрет в полный рост, все заканчивалось, как всегда. Поклонники испарялись, поскольку не понимали, с чем иметь дело – то ли с недоразвитой грудью, то ли с мясистыми бедрами. Лиза плакала.
На следующий сезон она сменила тактику и начала бегать по залу, собирать подносы с грязными тарелками, чтобы уж все сразу стало понятно. Чтобы не было противоречий, разочарований и недосказанности. Чтобы все было видно и понятно. Но эксперимент не удался – даже того жалкого числа поклонников, какое было в прежние годы, не сыскалось. Любители пышности, как выяснилось, любили ее во всех местах, а не только от пояса и ниже. А выше Лизе предъявить было нечего.
Тетя Валя очень хотела, чтобы Лиза вышла замуж. Дочь тоже очень хотела замуж. Но никто не хотел Лизу замуж.
– Галя, они дебилы! Они не понимают «разносы»! – возмущалась очередным утром тетя Валя.
– Подносы, под-но-сы, – смеялась Галя.
– Это под нос, что ли, ставить? А может, подносить? – кипятилась тетя Валя. – Разносы – значит разносить. Или нет?
Пока тетя Валя билась над значением слов и неудавшейся личной жизнью дочери, пока Галя думала о Светке, пока о Светке же, но в другом ключе думал Федор, Ильич тоже маялся без сна. В последнее время появилась такая напасть – бессонница. Раньше Ильич и знать не знал про бессонницу, про невозможность уснуть. Ложился он всегда ровно в одиннадцать, вставал в шесть без всякого будильника – срабатывала многолетняя привычка. А сейчас что? В одиннадцать зажигались фонари в ресторане внизу на набережной, и свет падал прямо в окно номера Ильича. Номера, потому что Ильич давно перебрался в пансионат. Как и Галина Васильевна, как Настя. Для них пансионат стал домом, а не местом работы. Может, в этом было все дело. Они считали, что отдыхающие приехали к ним лично, в их дом, как дальние, нелюбимые и, естественно, неблагодарные родственники. Троюродная тетка, например, которую и в глаза-то раньше никто не видел. А нужно встретить, обеспечить чистым полотенцем и терпеть, улыбаться, пока тетка не уедет. Не прогонишь ведь. А она обязательно сорвет держатель туалетной бумаги, разобьет тарелку или чашку, испачкает полотенце краской для волос и разбросает свои вещи по всему дому. А ты молчи, убирай и слова не скажи. Ильич часто думал, что не стоило сюда переселяться, даже ради удобства и экономии, даже ради того, чтобы пансионат жил не только одним корпусом, а всеми этажами, в том числе нижними, подсобными. Но об этом тоже потом.
С момента выхода «Дневника мамы первоклассника» прошло девять лет. И я снова пошла в школу – теперь с дочкой-первоклассницей. Что изменилось? Все и ничего. «Ча-ща», по счастью, по-прежнему пишется с буквой «а», а «чу-щу» – через «у». Но появились родительские «Вотсапы», новые праздники, новые учебники. Да, забыла сказать самое главное – моя дочь пошла в школу не 1 сентября, а 11 января, потому что я ошиблась дверью. Мне кажется, это уже смешно.Маша Трауб.
Так бывает – тебе кажется, что жизнь вполне наладилась и даже удалась. Ты – счастливчик, все у тебя ровно и гладко. И вдруг – удар. Ты словно спотыкаешься на ровной дороге и понимаешь, что то, что было раньше, – не жизнь, не настоящая жизнь.Появляется человек, без которого ты задыхаешься, физически не можешь дышать.Будь тебе девятнадцать, у тебя не было бы сомнений в том, что счастье продлится вечно. Но тебе почти сорок, и ты больше не веришь в сказки…
Каждый рассказ, вошедший в этот сборник, — остановившееся мгновение, история, которая произойдет на ваших глазах. Перелистывая страницу за страни-цей чужую жизнь, вы будете смеяться, переживать за героев, сомневаться в правдивости историй или, наоборот, вспоминать, что точно такой же случай приключился с вами или вашими близкими. Но главное — эти истории не оставят вас равнодушными. Это мы вам обещаем!
В этой книге я собрала истории – смешные и грустные, счастливые и трагические, – которые объединяет одно – еда.
В центре романа «Нам выходить на следующей» – история трех женщин: бабушки, матери и внучки, каждая из которых уверена, что найдет свою любовь и будет счастлива.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Мама все время рассказывает истории – мимоходом, пока варит кофе. Истории, от которых у меня глаза вылезают на лоб и я забываю про кофе. Истории, которые невозможно придумать, а можно только прожить, будучи одним из главных героев.
Эта книга – сборник повестей и рассказов. Все они – о семьях. Разных – счастливых и не очень. О судьбах – горьких и ярких. О женщинах и детях. О мужчинах, которые уходят и возвращаются. Все истории почти документальные. Или похожи на документальные. Жизнь остается самым лучшим рассказчиком, преподнося сюрпризы, на которые не способна писательская фантазия.Маша Трауб.
Я приехала в дом, в котором выросла. Долго пыталась открыть дверь, ковыряясь ключами в дверных замках. «А вы кто?» – спросила у меня соседка, выносившая ведро. «Я здесь живу. Жила», – ответила я. «С кем ты разговариваешь?» – выглянула из-за двери пожилая женщина и тяжело поднялась на пролет. «Ты Маша? Дочка Ольги?» – спросила она меня. Я кивнула. Здесь меня узнают всегда, сколько бы лет ни прошло. Соседи. Они напомнят тебе то, что ты давно забыл.Маша Трауб.
Любая семья рано или поздно оказывается на грани. Кажется, очень просто перейти незримую черту и обрести свободу от брачных уз. Или сложно и даже невозможно? Говорить ли ребенку правду? Куда бежать от собственных мыслей и чувств? И кому можно излить душу? И, наконец, что должно произойти, чтобы нашлись ответы на все вопросы?