Утро вечера мудренее - [79]

Если не считать летаргического энцефалита, о котором мы однажды уже рассказывали, и сонной болезни, которую вызывает разносимый мухой це-це микроб трипаносома, все прочие разновидности патологических спячек имеют, судя по всему, психогенное происхождение. Неврологам хорошо знакома так называемая периодическая спячка, при которой сон продолжается от нескольких часов до двух-трех недель. Мышцы у спящих расслаблены, артериальное давление понижено, на электроэнцефалограмме — сонные веретена. Стадия сонных веретен сама по себе неглубока, но разбудить спящего невозможно. Во время сна люди убавляют в весе, организм их обезвоживается, просыпаясь, они жалуются на головную боль и слабость. Подвержены такой спячке чаще всего молодые женщины.

В периоды войн со многими случаются приступы «истерической нарколепсии», солдаты засыпают внезапно, разбудить их не удается. Приступы длятся иногда несколько минут, иногда несколько часов. Но солдаты — все-таки солдаты. Нарколепсия у жителей прифронтовых городов длится по нескольку суток. Глаза у них открыты, еду, вложенную им в рот, они проглатывают, но во всем остальном это — сомнамбулы. Все это не что иное, как древняя защитная реакция.

Такая же реакция, по-видимому, и летаргический сон. Многим случаям такого сна предшествует психическое потрясение. Когда девятнадцатилетняя аргентинка Мария Тельо услышала, что президент Кеннеди, который был ее кумиром, убит, она заснула и проспала больше семи лет. Аналогичный случай произошел и с одним индийским чиновником. Бопалханд Лодха был министром общественных работ в штате Йодпур. В силу каких-то недоразумений его отстранили от дел, он потребовал расследования, но правительство штата медлило. Полтора месяца Лодха жил в состоянии постоянного душевного напряжения, а затем впал в летаргический сон. Сон длился семь лет, с 1944-го по 1951 год. Все годы Лодха лежал как мертвый, ни разу он не открыл глаз и не сказал ни слова. Его кормили через резиновые трубки, вставленные в ноздри, впрыскивали ему витамины, массировали мышцы и, чтобы не было застоя крови, каждые полчаса меняли положение тела. Неизвестно, сколько бы он спал, если бы не заболел малярией. В первый день приступа температура у него поднялась до сорока градусов, на следующее утро упала до тридцати пяти. В этот день бывший министр начал шевелить пальцами. Вскоре он открыл глаза, а через месяц уже мог поворачивать голову и самостоятельно есть. Зрение вернулось к нему лишь через полгода, окончательно он пришел в себя через год, а спустя шесть лет, в 1957 году, отпраздновал свое семидесятипятилетие.

Одних шок повергает в спячку, других, наоборот, лишает сна. Недавно в газетах промелькнуло сообщение о шестидесятилетнем иракском рабочем Абд Саам Мусе, который не спит вот уже тридцать лет — с того самого дня, когда в автомобильной катастрофе у него погибли мать и сын. Рекордсменов по части бессонницы во всем мире немало: десятки, может быть, даже сотни. Более тридцати лет провела без сна андалузская крестьянка Инес Паломита Фернандес. Она обращалась ко всем врачам, к каким только могла, перепробовала все снотворные, но все понапрасну. Ночи она проводила за шитьем и чтением журналов. Усталости она, как и Муса, не чувствовала никакой. И никаких психических потрясений за нею не числилось. Для рекордсменов бессонницы шок необязателен. Когда бельгийскому таможеннику Жоржу Мазюи было тридцать восемь лет, он стал плохо спать, хотя жизнь его текла так же ровно и гладко, как и прежде. Чтобы заснуть, он начал считать в уме овец — не помогло. Постепенно он увлекся более сложными вычислениями. Тоже не помогло. Врачи только разводили руками. И вот Мазюи уже более сорока лет спит всего по два часа в сутки, а все остальное время занимается извлечением корней, умножением и делением. Чувствует он себя превосходно.

Но действительно ли не спят Муса и Инес? Тысячи людей заверяют врачей, что они не смыкают глаз, но электроэнцефалограмма показывает, что это не совсем так. Пьерон говорил: «Не спит никогда тот, кто спит постоянно». Люди, не смыкающие глаз, могут спать ночью понемногу и дремать незаметно для себя днем; их сон похож на сон акул и дельфинов. Вот те, кто спит по два часа в сутки, может быть, и не спят больше. Поразительно, конечно, как они обходятся таким коротким сном, но — обходятся.

Но все это случаи особые, иное дело — обыкновенная, банальная бессонница, возникающая от самых разнообразных причин. Есть люди, которых она совсем не тяготит, они даже рады ей; они считают, учат языки или просто уносятся на крыльях воображения. Пруст рассказывает, что в юности он мгновенно засыпал с книгой и в течение получаса как бы продолжал размышлять над прочитанным, но это были не истинные размышления, а уже знакомые нам «мысли». «Мне казалось, — пишет он, — что я сам являюсь тем, о чем говорила книга: церковью, квартетом, соперничеством Франциска I и Карла V». А затем наступало пробуждение, и он бодрствовал до рассвета. «Я спрашивал себя, который может быть час; до меня доносились свистки поездов… и, отмечая расстояние, подобно пению птицы в лесу, они рисовали мне простор пустынного поля, по которому путешественник спешит к ближайшей станции; и глухая дорога, по которой он едет, запечатлеется в его памяти благодаря возбуждению, которым он обязан незнакомым местам, непривычным действиям, недавнему разговору и прощанию под чужим фонарем, все еще сопровождающим его в молчании ночи, и близкой радости возвращения…»