Утро - [10]

– “Но тогда, хоть как, четыре вагона мои, верно?” – Алла не могла не согласиться. Она, видать, просто не захотела связываться с напористым Андреем, а работник он был ценный. Дописала мне немного липовой работы, натянув на четыре с полтиной, и на этом урок был закончен.

Хорошо что Андрей так быстро ушёл. Иначе я бы начал разбираться, и неизвестно, чем бы это для меня кончилось. Андрей мог полезть в драку, а дрался он люто. Он с неимоверной яростью и бешенством, как россомаха, набрасывался на противника и не останавливался, пока не забивал того до бесчувствия. Один раз мне “посчастливилось” наблюдать такую расправу. Только что поступивший на работу грузчик украл инструменты Андрея. Знал бы он, кому дорогу перешёл… Андрей два раза приходил не в свою смену, рыскал по заводу как ищейка. Опознав свой лом, налетел на мужика и бил того пока Андрея кое-как не скрутили несколько грузчиков, прибежавших на дикие вопли пострадавшего. Я вёл мужика до медпункта – кровь залила ему один глаз, он шатался и ничего не соображал, только подвывал от боли.

С Аллой у меня потом были хорошие отношения. Я её выручал, когда надо было срочно выгружать вагоны. Это случалось, если вот-вот выходил срок разгрузки, и тогда завод платил бы за простой железной дороге. Понятно, мастера за это по головке не гладили. Ну и она платила взаимностью, ставя меня на рампу получше и на более выгодную работу.

Хотя то, что она ставила на хорошую рампу, вовсе не означало что я там действительно буду работать. Придя туда со своими инструментами, я запросто мог обнаружить других грузчиков, которые уже начинали выгрузку моего вагона. У них были свои соображения, кому там место. Приходилось вступать с ними в горячие дебаты. До драки дело не доходило, но победа (а дело не всегда заканчивалось победой, особенно поначалу) давалась не просто.

В редкие свободные минуты мы с ней говорили о том о сём. Как-то она пристально погляделя на меня и спросила:

– “Скажи честно, сколько тебе лет?” – вопрос застал меня врасплох.

– “А зачем тебе?” – не нашёлся я что ещё ответить.

– “Ну скажи, ну сколько? Шестнадцать, да?”

– “Ну, шестнадцать”.

– “Как же тебя на работу приняли?” – только этого мне не хватало, объяснять как я пришёл с документами приятеля.

– “Я справку из районо принёс”, – и внимательно смотрел, как она отреагирует.

– “А-а-а…”

Вроде поверила… Пронесло… Потом сказала: “Тяжело ведь на выгрузке работать. Хочешь я поговорю с подругой, она на дробилке мастером? У них полегче…”. Это была жертва с её стороны – лишиться надёжного работника. Я знал как работают на дробилке. Перед тем как пускать комбикорм в вагон, надо было бежать к ним наверх и говорить чтобы открыли заслонки. Там было тепло и спокойно, только монотонно шумели машины. Я представил как надо будет ходить с заявлением, возможно показывать опять документы… И потом, почему-то я не хотел там работать.

– “Не, спасибо, Алла. Я уж здесь”.

– “Ну смотри. Здесь, конечно, больше зарабатывают”.

Наверное, это и была отгадка моего нежелания идти на дробилку. Здесь деньги надо было зарабатывать. Каждая копейка имела вес – треть тонны выгруженного зерна. А там – платили. Зарплату. Если завод выполнял план, давали премию. Здесь же был элемент игры и риска, здесь надо было постоянно думать как быстрее и ловчее выполнить работу. Здесь мы сами чинили сгоревшие электрощитки, меняли предохранители, ремонтировали мехлопаты и регулировали реле не дожидаясь электриков, потому что каждая минута простоя для нас оборачивалась невыгруженными тоннами, а значит незаработанными деньгами. Здесь всё время надо было следить чтобы не обманули, на повышенных тонах договариваться с Главным инженером о цене выгрузки насквозь промёрзшего вагона соли, превратившегося в один шестидесятитонный камень, и потом заставить его заплатить наличными как было обещано. В общем, надо было двигаться, всё время, надо было отвоевывать место на рампе и в жизни. И что-то во всём этом было. Может, это был мираж, но здесь я чувствовал себя свободнее. И был готов за это платить.

***

Были там два интересных мужика – Степан и Вася. Обоим немного за сорок. Жили, как говорится, не-разлей-вода. Степан крепкий, мускулистый, с бочкообразной грудью, среднего роста. Мышцы спины были очень мощные. Когда он переодевался в бытовке, или летом обнажал свой торс, то было на что посмотреть. Это не была фигура атлета в обычном понимании. Но было что-то завораживающее в его крупных и ладных узловатых мышцах, ровно покрывающих всё тело. Он это знал и, перехватив в таких случаях взгляд, улыбался и ничего не говорил. Продублёное лицо его от этой улыбки теряло обычную серьёзность и становилось немного растерянным. Вася был высокий и жилистый. Мышцами не играл, но не уступал Стёпе в силе и выносливости. Лицо было внимательное и простое. Он всегда прислушивался к Стёпе, давал ему говорить первым. Но несколько раз я видел, что когда надо было принять быстрое и ответственное решение, он брал это на себя. Они были местные и жили неподалёку в своих домах.

Друзья ни с кем не сближались, им хватало друг друга. Работали всегда вместе, и наряд им выписывали на двоих, указывая только общий тоннаж. Ко мне относились хорошо. Словами это никак не выражалось. В получку, незадолго до закрытия магазина, Вася находил меня и давал три рубля, сопровождая одним словом: “Сходи”. После этого брал мехлопату и оставался работать на моём месте. За бутылкой они могли бы сходить и сами.