— Откуда ты взял газету? — спросила она, раз уж ее первый вопрос он решил проигнорировать.
— Ее положили в почтовый ящик у ворот. Sabah означает утро, — пояснил он чуть ворчливо, словно утро в принципе не заслуживало его одобрения. — Al-warada — утро роз. — Кажется, он слегка покраснел за своей газетой? — А второе — утро благополучия. Обычным ответом и на то, и на другое приветствие должно быть sabah an-nur — утро света.
— Sabah an-nur, — повторила Челси. — Где ты научился арабскому?
— В тюрьме. — Такой ответ — лучший способ завершить беседу.
— Уточнить не хочешь?
— Нет.
— Отец наверняка не нанял бы для моей охраны бывшего каторжника, — с сомнением протянула Челси.
— Я не говорил, что был каторжником. — Он поднялся и хлопнул ее газетой по ноге. — Пошли?
Она последовала за ним в сад, но даже если он и подозревал, что она отыскивает наколки на его спине, то никак того не показал. Бенджамин следовал за ним шаг в шаг, словно верная, пусть и излишне крупная собака. Наконец все трое остановились и уставились на громадный огород.
— Ты знаешь, как выглядит картошка? — спросила она.
— Круглая? Коричневая? — поддразнил он. — Иногда красная?
— Я имею в виду растение!
— Я знаю, что ты имела в виду. Не хочется признаваться в своем невежестве. Меня воспитывали не для возни со столь приземленными вещами, как огороды.
— А для чего тебя воспитывали? — спросила она, наугад попробовав копнуть землю под каким-то кустиком. — Свекла нам нужна?
— Свекла? Не помню, чтобы твоя тетя о ней упоминала, но, по-моему, в суп она годится.
— Отлично. Так для чего, говоришь, тебя воспитывали?
— Я ничего не говорю.
— Слушай, покровы тайны все равно постепенно слетают. Можешь рассказать мне, где ты рос. Обещаю, что в дальнейшем не использую против тебя полученные сведения.
Он попытался улыбнуться и потерпел неудачу.
— Хорошо, мисс Шпион. Я рос на военных базах, то внутри страны, то за границей.
— Я не шпион! Просто пытаюсь быть воспитанной. Проявить интерес к тебе. А где за границей?
— В Германии. Японии. Англии.
— И ты на всех этих языках говоришь?
— Насколько мне известно, английский у меня терпимый.
Она швырнула в него комком земли, и он проворно отступил в сторону.
— Сколько же языков ты знаешь?
Рэнд округлил глаза, давая понять, что его мнение о ней, как о мисс Шпион, остается в силе. Но ответил:
— После того как ты освоишь один иностранный язык, с другими уже проще. Я свободно говорю на пяти языках и поверхностно знаком еще с некоторыми.
Челси вытащила из земли громадную свеклу. О мистере Пибоди можно узнавать новое до бесконечности.
— А читать и писать на них умеешь?
— Условно.
Она вздохнула. Мир, закрытый для нее. Она и по-английски читает и пишет с трудом. Он умен, а она нет — серьезное препятствие для романа.
Романа? Неужели она действительно рассматривает возможность романа с ним? По спине пробежала дрожь, когда она осознала, что действительно.
— Я нашел картошку, — сказал он.
Не гони лошадей, сказала она себе. Ты не знаешь его толком. Не знаешь, нравится он тебе или нет. Может, это лишь переживания глупой школьницы, заглядевшейся на человека значительно опытнее себя.
Не здесь ли секрет его привлекательности? Он другой. Уникальный. Сильный в том, с чем ей никогда не приходилось сталкиваться. Рядом с ним она особенно остро чувствовала свою женственность, даже без макияжа, нарядов от знаменитых кутюрье и вспышек фотокамер.
Она подошла к нему. Рэнд копнул и вытащил из земли целую кучу готовой картошки! Нелепо видеть тут чудо, но Челси упала на колени и начала торопливо вытаскивать картофелины из земли.
Рэнд присоединился к ней. Тут были большие картофелины, и маленькие, и такой странной формы, что оба хохотали при виде их. И каждый раз, когда казалось, что больше в ямке ничего нет, попадалась еще одна.
— Похоже на поиск кладов, — сказала Челси, когда он наконец переместился к следующему кусту, а она поднялась с колен, отряхивая с них землю.
— Вот так сюрприз! — хмыкнул Рэнд.
— Что за сюрприз?
— Челси Кинг считает, что копать картошку похоже на поиск сокровищ.
— Но ведь правда так!
— Знаешь, чему научила меня жизнь?
— Чему? — Челси была счастлива, что он обращается к ней не как к объекту своей работы, а просто как к человеку.
— Сокровище всегда там, где ты меньше всего надеешься его найти, и самые бесценные дары — это самые простые вещи. Луч солнца на твоем лице, звуки музыки, неожиданная улыбка…
Она улыбнулась ему, потому что его броня наконец исчезла, совсем. Наконец он показал ей какую-то часть себя, настоящего. У Челси аж дух захватило.
— Так что мы поместим на первое место в списке твоих бесценных даров, Челси? — Он стоял, опершись о лопату, и пристально глядел на нее.
— Копание картошки, — сказала она, внезапно испугавшись того, что может открыть ему настоящую себя.
Он не позволил ей так просто соскочить с крючка.
— А следующее?
— Превыше всего я поставила бы время, проведенное с отцом и сестрами.
— А ведь ты много что имеешь — драгоценности, дорогие наряды, роскошные апартаменты, машины, возможность путешествовать по миру. И знаешь, что ты только что сказала мне?
— Что?
— Что ценно только одно. Любовь.
