Утро, полдень и вечер - [8]

И все же понемногу кое-что выяснилось. В частности, главное, что волновало жителей Ла Сьенегиты, — размеры выкупных платежей по условиям контракта оказались менее значительными, чем они предполагали. Много раз ломались и снова затачивались зубами огрызки карандашей, пока не было наконец установлено, что ежемесячные выплаты Джейку Махони, включая арендную плату и взносы по капитальной сумме, получались меньше, чем квартирная плата, которую они вносили угольной компании, живя в домах шахтерского поселка. А через двадцать лет жилища перейдут в их полное владение. Что бы ни случилось с ними, их дети не останутся без крова.

В конце концов большинство жителей Сьенегиты, хотя и томимое дурными предчувствиями, поставило под документом свои имена или крестики. И лишь потом, спустя несколько лет, когда на шахты обрушилась Великая Депрессия и шахтеры вынуждены были работать лишь по четыре, потом по три, а потом и по два дня в неделю, предчувствия эти превратились в горькое сожаление. А потом началась затяжная, изнурительная забастовка, лишившая их всякого заработка и истощившая сбережения.

Бурные события, сопутствовавшие забастовке, следовали одно за другим почти беспрерывно, и Джейк Махони с его контрактами отодвинулся на задний план. Но вот забастовка кончилась, пришла радость победы. Опять открылись шахты, люди работали сверхурочно, чтобы удовлетворить возросшую потребность в угле; но после того, как запасы были восстановлены, занятость рабочих снизилась. Появился черный список, и половина населения Ла Сьенегиты осталась без работы. Платежи Джейку фактически прекратились.

От адвоката Йоста стали поступать вежливые напоминания о том, что за опоздание с арендной платой полагается десять процентов пени; в свое время эта мелочь не была оговорена. Более того, стало известно, что Махони может, если захочет, лишить права на собственность арендаторов, просрочивших взнос. К счастью, заверил их Йост, el senador не такой человек, чтобы поступить подобным образом. Но они должны понять, что он не меньше их страдает от депрессии, и, если вынужден будет продать землю все той же угольной компании, они горько пожалеют об этом. Стало быть, в их интересах не вынуждать Махони на этот шаг, а он по достоинству оценит тех, кто, помня о долге, заплатит, сколько сможет.

Боязнь снова попасть в зависимость от компании сделала свое дело. Те, у кого были деньги, стали платить; у кого их не было, лишь развели руками. Некоторые из этих последних бросили все и пополнили армию бродяг, которые в поисках работы заполнили дороги и крыши товарных вагонов. Другие организовали Совет безработных, чтобы добиваться приличного пособия и снижения квартирной платы, а третьи по совету колорадского адвоката Лео Севирэнса, оказывавшего большую помощь забастовщикам, создали Общество охраны жилищ Сьенегиты и попробовали вступить в коллективные переговоры с Джейком.

Сенатор Махони ответил, что сожалеет, но поправка в ранее достигнутом соглашении была бы, как они сами понимают, несправедливостью по отношению к тем, кто, идя на жертвы, продолжал вносить назначенную плату.

Потерпев неудачу в прямых переговорах, Общество добилось представления законодательной палате штата законопроекта об оказании помощи должникам, ставшим неплатежеспособными вследствие вынужденной безработицы. Но законопроект этот из-за вмешательства сенатора Махони (как утверждали злые языки) был погребен в сенатской комиссии.

За вежливыми напоминаниями Йоста последовали более резкие, а потом дело дошло до угроз выселением. Теперь даже очень спокойные, вроде Артуро Фернандеса, люди просыпались среди ночи и в ужасе кричали, что каждый глиняный брикет в их хижинах сделан их собственными руками и что они скорее умрут, чем отдадут свои жилища.

На долю Артуро выпала «честь» быть первым жителем Сьенегиты, который, придя домой, увидел, что его семья выброшена на улицу.

4. Рамон

В силу многих причин, в том числе из-за своей вялости, вызванной систематическим недоеданием, Артуро во время забастовки ни разу не разозлился по-настоящему. Его скорее можно было назвать покорным и сговорчивым попутчиком, нежели зачинщиком. Но сейчас, когда он сосредоточенно рассматривал блестящий замок, висевший на двери его дома, ему вдруг показалось, будто металл пронзил его мозг своими опаляющими лучами. Охваченный неудержимой яростью, он схватил камень и стал бить им по замку.

Соседи в ужасе отпрянули. Потребовались находчивость и авторитет Рамона Арсе, ближайшего соседа Артуро, чтобы образумить его.

Авторитет Рамона объяснялся не столько его положением, сколько популярностью среди жителей Ла Сьенегиты. Рамон был настоящим мужчиной. Не такой сильный и высокий, как негр Моби Дуглас, он не уступал ему в храбрости. Небольшого роста, коренастый, с черными вьющимися волосами, кроткими глазами и резко очерченным ртом, он был почти красив. И очень подвижен. Быстр, как молния, с быстрым умом, всегда готовый сразить метким словом противника, развеселить собрание или подбодрить попавшего в беду товарища. Перед озорным, добродушным и порывистым Рамоном не устояла бы ни одна женщина. Однако никто не мог сказать, что он когда-нибудь воспользовался этим. Никто еще не видел его жену Алтаграсию Арсе печальной. Так что, если Рамон и вел себя легкомысленно, это никак не отражалось на его отношении к жене.