Утро, полдень и вечер - [45]

— Но если и после этого они молчат, тогда… Мне не хотелось бы объяснять, что тогда с ними делают. Просто делают — и все.

Глаза Ли полузакрылись, на лице появилось мечтательное выражение.

— Понимаешь?

Тереса судорожно закивала головой и мельком взглянула на стоявшего в дверях Дока. Тот протирал очки. Рот его кривился, на щеках выступили красные пятна. Ей вдруг захотелось подбежать к нему, но она была уверена, что упадет, как только оторвет руку от спинки кресла.

— Посмотри на меня, черномазая. — Тереса с усилием подняла голову, от напряжения у нее дрожала шея. — Твой папа коммунист?

Слово «коммунист» он произнес с ударением на «у». Невежество и презрение, прозвучавшие в этом, почему-то притупили чувство вины у Тересы, когда она поняла, что невольным подергиванием головы дала ему повод считать ее ответ утвердительным.

Ли посмотрел на Дока и засмеялся.

— А кто еще?

Тереса собралась было с духом возразить, что она ничего не подтверждала, но ей помешал Док.

— Я уже называл ей Трэнка де Ваку, Арсе, Армихо и…

— Ну, и что? Они заодно с ним?

Пончик с трудом проглотила слюну. Теперь уже поздно отпираться.

— Это примерно все.

— Кто «все»?

— Все, кто живет около нас.

Это была неправда, но она думала, что, когда говоришь «все», не имеешь в виду никого конкретно. Да и вообще теперь уже все равно, что бы она ни сказала. Тереса испытывала жгучий стыд и ненависть к себе. Ей хотелось, подобно змее, уползти куда-нибудь в щель, умереть там и сгнить…

— У твоего папы есть револьвер?

Она с ужасом посмотрела на него и закачала головой.

— Что?

Девочка качала головой, не в силах остановиться.

— Нет, сэр.

Видя, что он приближается к ней, она отступила назад. Губы Ли были крепко сжаты.

— Признавайся, черномазая.

Уж лучше бы он кричал, было бы легче. Но он не кричал, он говорил даже тише обычного, голос его звучал почти ласково, движения были небрежны. Зажав конец линейки большим и указательным пальцами, он раскачивал ее, как маятник, между Тересой и собой. Это медленное покачивание линейки беспокоило ее. Она подняла на Ли умоляющие глаза, надеясь, что он поймет, что она говорит правду.

— Нет, сэр, честное слово, у него нет…

Смущенная его пристальным взглядом, она умолкла. Слова застряли у нее в горле.

— Снимай платье.

Он сказал это так тихо, что она даже усомнилась, действительно ли слышала эти слова или они померещились ей от страха. У нее вдруг подогнулись колени, и она начала падать, больно ударившись локтем о парту. Однако ей удалось вовремя ухватиться за край стола и удержаться на ногах.

— Я сказал: снимай платье.

На глазах у Тересы выступили слезы. Она уже не видела, что он делает, только с ужасом чувствовала холодное прикосновение линейки, которая двигалась вверх по ее ногам и поднимала юбку.

Комок в горле исчез, и Тереса закричала. Придерживая обеими руками юбку, она побежала между партами, спотыкаясь и падая, пока не наткнулась на стену и не рухнула на пол. Не узнавая собственного голоса, она выкрикивала:

— Честное слово, не знаю! Может быть, у него и есть револьвер, может быть! Но я никогда не видела!

— Врешь!

— Нет! Это правда! Я не знаю. Я…

— Может быть, ты хочешь, чтобы я сам снял с тебя платье?

— Нет! Уходите! У него есть револьвер! Я видела!

Тереса крепко зажмурила глаза. Так было легче вообразить себя в норе, где она умрет и сгниет и навсегда избавится от страха.

— Ты видела револьвер сегодня утром, да?

— Видела, видела, только не трогайте меня!

Должно быть, на какое-то время она забылась. А когда очнулась, то услышала голос Дока:

— Вы как будто разочарованы, Ли?

Ли от неожиданности вздрогнул. Пончик открыла глаза.

— Кто бы мог подумать! — воскликнул Ли. Он был искренне изумлен. Лицо Дока выражало решимость. Он держал ружье наперевес, направляя дуло прямо на Ли.

Теперь Тереса снова смогла дышать и с каждым вздохом чувствовала, как мысли о пистолете уходят куда-то далеко. Ей представлялось, как огромный черный кулак наносит удары, много ударов, один за другим… Это папа бьет Ли — он колотит его, ломает, давит, пока тот не превращается в кусок мяса, в кисель, в слизь…

— Вы заставили ее говорить. Чего же еще?

— Не принимайте это так близко к сердцу, Док. Черномазые — это вам не белые девушки. Все шансы за то, что она путалась с мужиками еще при жизни матери.

— Бросьте, Ли.

Тереса вся промокла от пота, который словно иглами покалывал ее кожу. Но она боялась пошевельнуться даже тогда, когда Ли легкими шагами направился от нее к Доку.

— Вот тебе на, Док! — сказал он своим ленивым голосом. — Уж не решили ли вы убить меня?

— Пойдемте.

— Впрочем, я не виню вас за это. Многие даже были бы вам благодарны, если б вы кокнули меня. Я знаю, что говорят в таких случаях: «Туда и дорога этому сукину сыну — я сам давно хотел его пристрелить, но обидно было бы из-за него попадать на виселицу». Верно я говорю?

— Хватит.

Наступило молчание. Сердце Тересы сильно стучало. Ей показалось, что прошла вечность, пока она ждала выстрела.

— Ладно, — тихо заговорил Ли. — Думаю, что ни вам, ни мне нет смысла болтать. Забудем об этом, а?

Док не отвечал.

— По рукам, Док?

— Пойдемте.

— Не хотите дать руку? Это скверно. Скверно!