Утренняя звезда - [6]

Он ударил ее опять; она, шатаясь, отступила назад и свалилась на бок.

- Вот этим, что ли, мы не брезгуем?

Она опять поднялась и стояла перед ним с сухими глазами, как будто не ее били. Ее губы вспухли, и подбородок был в крови.

- Эй, оставь ее! Нам ведь негр нужен! - сказал кто-то.

- Где твой сын? - спросил шериф.

- Попробуйте поищите, - сказала она.

- Ну, если мы его найдем, не быть ему живому.

- Что ж, ведь вам не впервой убивать негров, - сказала она.

Злобная гордость овладела ею. Пусть делают с ней что хотят, думала она, она все может вытерпеть, все на свете. Она стоит на узкой полоске земли и скорее умрет, чем сдвинется с места. И вот в эту минуту, стоя на пороге кухни и чувствуя, как теплая струйка крови стекает ей на шею, она отдала Джонни-Боя, отдала его белым. Она отдала его потому, что они силой вломились ей в душу, требовали, чтоб она его отдала, думали, что она испугается побоев, испугается и скажет, где он. Она отдала его сама пусть знают, что им не добиться своего насилием и обманом.

- Где будет собрание? - спросил шериф.

- А вам хотелось бы знать?

- Ведь должно быть собрание?

- А почему вы меня спрашиваете?

- Так значит, собрание будет, - сказал шериф.

- Разве?

- Ох, задушил бы я тебя своими руками!

- На эти дела вы молодцы.

- Мы с тобой не шутим!

- Я и не говорю, что шутите.

- Этот твой черномазый шляется где-то поблизости, и мы его найдем, сказал шериф. - Если ты скажешь нам, где он, и если он не будет молчать, он, может быть, легко отделается. Но если мы сами его найдем, не быть ему живому. Если мы его найдем, приготовь к утру простыню, чтобы прикрыть его, поняла? Приготовь простыню, потому что не быть ему живому!

- Что ж, вам не впервой убивать негров, - повторила она.

Шериф прошел мимо нее. Другие последовали за ним. Так вот же, вы не добились чего хотели, думала она с торжеством. И никогда не добьетесь! Ей до боли хотелось дать им почувствовать всю свою гордость и независимость; ее сердце стремилось обратить самые горькие минуты Жизни в такие слова, чтобы они почувствовали, как легко ей было вынести все, что они ей сделали, и сколько еще она может вынести. Ее вера с такой силой вспыхнула в ней, что она едва не ослепла. Она шла за ними к дверям, заламывая и стискивая пальцы. Она видела, как они сошли на грязную дорогу. При каждой вспышке желтого огня видно было, что льет косой дождь. Губы ее шевелились, и она крикнула:

- А все-таки вы не добились чего хотели! И никогда не добьетесь!

Шериф остановился и обернулся к ней; голос его звучал тихо и зло:

- Ну, черт возьми, не пора ли тебе помолчать?

- Я сама знаю, когда мне замолчать!

- Нет, ты не знаешь! - сказал он. - Нет, ты не знаешь, когда нужно замолчать, так я тебя выучу!

Он одним прыжком вскочил на крыльцо и бросился к двери.

Она отступила назад, не сводя с него глаз.

- Поговори у меня! - сказал он и замахнулся кулаком.

Удар пришелся по скуле; в глазах у нее потемнело, она упала ничком. Тяжелый каблук намокших башмаков ударил ее в висок, потом в живот.

- А ну-ка, поговори еще!

Она хотела заговорить, но не могла; боль душила ее. Она лежала молча, и откуда-то из серого провала забвения до нее донеслись слова: "Оставь ее в покое, нам нужно найти негра..."

4

Сколько времени она пролежала, скорчившись в темном углу, она не помнит. Первым чувством, которое вернулось к ней, был непонятный страх, заполнивший все внутри, потом острая боль в виске, отдававшаяся по всему телу. В ее ушах стоял монотонный шепот дождя, она дрожала от холодного ветра, который врывался в дверь. Сначала, открыв глаза, она ничего не видела. Смутно, как во сне, она понимала, что полулежит-полусидит в углу, прислонившись к стене. Она с трудом повернула шею, и от того, что она увидела, у нее занялось дыхание - прямо над ней повисло большое белое пятно. С минуту она не могла понять, что было вначале: страх породил лицо или лицо породило страх. Мало-помалу пятно превратилось в большое белое лицо, которое заполнило все поле зрения. Она замерла, не двигаясь, едва сознавая, что дышит, и все-таки чувствуя, что жизнь ее зависит только от этого белого лица. Она видела его и раньше, страх перед ним не раз держал ее в тисках, в нем сосредоточился весь тот страх, какой внушали ей все белые лица, виденные ею в жизни. "Сю"... Словно откуда-то издалека, она услышала, как ее назвали по имени. Теперь сознание возвращалось к ней, но и страх становился все сильней. Она смотрела в лицо белого человека, и ей хотелось завопить, чтобы он ушел; и все же она мирилась с его присутствием, чувствуя, что так надо. В глубине ее сознания шла деятельная работа, но тело ее было беспомощно. Словно незримый нож рассек ее надвое: одна половина лежала неподвижно, другая дрожала в страхе перед забытым старым врагом. "Сю, это я, Сю, это я..." И вдруг голос раздался ясно.

- Сю, это я! Это Букер!

И она услышала ответный голос, прозвучавший в глубине ее существа. Да, это Букер... Тот, что вступил недавно... Она собрала все силы, чтобы прогнать забытье, и тогда непонятный страх, заполнивший ее, воплотился в Букере. Ей казалось, что в Букере таится какая-то угроза, что она не имеет права жить на свете рядом с ним.