Утренние поезда - [39]

— На Красную падь? Через Ардыбаш? — задумался Зимин. — Но ведь там совершенно непроходимые места!

Васильянов радостно кивнул.

— А что я говорю? Удивительное время! Фантастическое.

— Гражданин Зимин? — услышал Зимин за своей спиной чей-то голос, когда выходил из ресторана. Он обернулся. Перед ним стоял милиционер. Зимин удивленно взглянул на него.

— Я — Зимин. В чем дело?

— Пройдемте за мной.

Степан Федякин, бывший командир партизанского отряда, а ныне начальник Балабинского угрозыска, не то чтобы тяготился своими обязанностями — борьбой со спекулянтами, самогонщиками и прочими преступными элементами. Просто главное его увлечение лежало в совершенно иной области. Он сидел за столом и ковырялся в собственноручно собранном детекторном приемнике. В наушниках на коротко остриженной голове, увлеченный своим занятием, он не сразу обратил внимание на появившегося на пороге милиционера.

— Товарищ начальник, арестованный доставлен, — доложил милиционер.

Федякин, сняв наушники, накрыл приемник газетой.

Милиционер ввел Зимина.

— Садитесь! — кивнул Федякин Зимину и сделал знак милиционеру, чтобы тот вышел.

Зимин сел. На лице его бродила легкая усмешка.

Федякин достал из стола папку, вытащил из нее какую-то засаленную бумажку. Положив ее перед собой, он строго поглядел на Зимина.

— Значит, так… — сказал он. — Гражданин Зимин, Кирилл Петрович?

— Я Зимин, Кирилл Петрович.

— Вы принимали участие в экспедиции инженера Смелкова?

— Принимал, — все с той же усмешкой ответил Зимин.

— Не отрицаете?

— Не отрицаю.

— Не отрицаете… Значит, так… Обвиняетесь вы, гражданин Зимин, в том, что убили инженера Смелкова Аркадия Николаевича, с корыстной целью захватить найденное экспедицией золото, а также карты и прочие сведения.

Усмешка медленно исчезла с лица Зимина.

— Чушь! — крикнул он. — Я убил Смелкова? Я?! — Он вскочил.

— Садитесь, гражданин Зимин! И не кричите. У нас есть свидетельства очевидцев.

— Свидетели? Кто?

— А этого вам, гражданин Зимин, до поры до времени знать не положено.

— Я не убивал Смелкова, — сказал Зимин.

— Значит, не убивали. А кто убил?

— Я этого не знаю… к сожалению, — сказал Зимин.

— Имейте в виду, гражданин Зимин, признание может отчасти смягчить вашу вину. Так что запираться и юлить не советую.

В тишине за окном неожиданно зазвучала мелодия песенки «Девчоночка Надя». Федякин подошел к окну. Во дворе два пожарника, усевшись на телегу с помпой, играли — один на трубе, другой на тубе. Третий высоким тенорком подпевал: «Девчоночка Надя, чего тебе надо? Ничего не надо, кроме шоколада». Федякин прикрыл окно. Тем временем Зимин вгляделся в замасленный листок, лежавший перед Федякиным. В самом низу стояла подпись: «Ефим Суббота».

— Так вот, даю вам двое суток, — сказал Федякин. — Так сказать, для размышления. Миронов! — крикнул он, и тут же в дверях появился милиционер. — Уведи!

Зимин в сопровождении милиционера вышел из комнаты. Федякин сунул папку с засаленной бумажкой в ящик стола, снял газету с приемника, надел наушники и стал шарить тонкой проволочкой по так называемому кристаллику. В наушниках раздался тонкий, похожий на комариный писк, далекий голос. Федякин счастливо улыбнулся.

Тюрьма, или, как тогда говорили, «домзак», находилась на окраине Балабинска, и Зимин, в сопровождении двух милиционеров, шел по набережной Балабы мимо того самого Балабинского металлургического завода, о котором всего час назад ему рассказывал словоохотливый Васильянов. Завод, выстроенный из красного кирпича, выглядел весьма внушительно. Высокие стрельчатые окна светились в сумерках, и видно было, как по цеху двигались раскаленные полосы металла…

Зимин шел, заложив руки за спину, не глядя по сторонам. Когда они миновали завод и свернули на широкую, выложенную булыжником улицу с высокими домиками, навстречу им подкатила, громыхая, телега, запряженная парой. Телега остановилась, с нее соскочили трое мужиков и решительно двинулись навстречу Зимину и милиционерам. Прежде чем те успели что-либо сообразить, они были сбиты с ног. Когда они вскочили, то увидели, что телега с мужиками и арестованным сворачивала за угол. Сделав несколько выстрелов, милиционеры пустились вдогонку. Добежав до угла, они увидели телегу, скрывавшуюся за новым поворотом. Когда они добежали до него, телеги уже не было видно. Она исчезла.

А пока милиционеры стреляли в темноту, уверенные в том, что арестованного похитили его дружки, на телеге, мчавшейся по ухабам и рытвинам немощеной мостовой, шла драка. Один из мужиков с остервенением нахлестывал лошадей, а трое других пытались справиться с бешено сопротивлявшимся Зиминым. Вырвавшись из могучих объятий высокого чернобородого мужика, Зимин вскочил и ударом ноги бросил другого на землю. Третий попытался повалить его, но тоже вылетел из телеги, сбитый зиминским кулаком. Потеряв равновесие, Зимин и сам упал, но прежде чем успел подняться и выпрыгнуть с полока, кучер обернулся и с такой силой ударил его чем-то тяжелым по голове, что Зимин потерял сознание.

Зимин открыл глаза и увидел над собой электрическую лампочку, висевшую под невысоким, покрытым пятнами сырости, сводчатым потолком. Он невольно зажмурился и, осторожно открыв глаза, огляделся. Вокруг громоздились какие-то ящики, бочки, тюки с рогожей. Он отодрал доску у одного из ящиков и обнаружил куски хозяйственного мыла. По-видимому, он находился в подвале москательной лавки. Он присел на ящик с мылом и закурил. Скрипнула тяжелая дверь, обитая жестью, и на пороге появился высокий, немолодой человек с живыми насмешливыми глазами, человек, которого Зимин знал и чье имя прочел в бумаге, лежавшей на столе у Федякина: Ефим Суббота. За спиной Субботы стоял Харитон.