— Господин полковник, в деревне никого нет — ни живой души. Пусто.
— Вероятно, их кто-то успел предупредить, — заметил ехавший рядом с полковником офицер.
— Кто-то! — зло процедил Хатунцев. — Мальчишка! Дали сбежать, ротозеи! Передайте Губенко — деревню сжечь.
— Есть! — козырнул Дегтярев и, пришпорив коня, поскакал к высотке, где расположилась батарея Губенко.
Партизаны Федякина ворвались на постоялый двор, когда дом Субботы был уже объят пламенем. Увидев во дворе мечущуюся Марфу, Федякин подъехал к ней.
Марфа посмотрела на него заплаканными глазами.
— Где белые? — крикнул Федякин.
— Ушли, — тихо сказала Марфа. — Дом спалили и ушли…
— За мной! — скомандовал Федякин и, развернув коня, увлек за собой отряд.
Марфа, увидев Митьку, подбежала к нему.
— Настасья там, наверху! Сгорит она, слышишь?!
Митька бросился в дом и попытался подняться по охваченной огнем лестнице, но, обожженный, едва успев выскочить из огня, увидел Тасю, вылезающую из чердачного окна на крышу.
Задыхаясь от дыма, Тася по краю карниза пробиралась к лестнице, прислоненной к стене дома. Но всполохи огня из окна уже охватили лестницу, и Тася отшатнулась.
Схватив веревку, висевшую на коновязи, Митька швырнул ее Тасе.
— Вяжи к трубе! — крикнул он.
Тася подхватила веревку и, закрывая лицо от дыма, стала карабкаться к трубе. Подвязав веревку, она потеряла сознание и упала, покатившись по скату крыши. Марфа вскрикнула. Но Тася, скатившись к самому краю, чудом удержалась у карниза. Конец веревки упал вниз. Митька по ней забрался наверх и, привязав Тасю, стал медленно спускать ее к стоящей внизу Марфе. Марфа подхватила Тасю и осторожно опустила на землю. Языки пламени охватывали Митьку со всех сторон. Он метнулся на другой скат крыши и, увидев рядом с домом лиственницу, прыгнул и уцепился за ветку. Ветка обломилась, Митька, падая, снова схватился за толстый сук и, отпустив руки, спрыгнул на землю.
Подбежав к Тасе, он опустился рядом.
— Где отец? — спросил он. — Где все?
Тася не отвечала.
— Увели их… расстреливать, — сказала Марфа и перекрестилась.
В эту минуту во дворе появился Куманин. Увидев Митьку, он бросился к нему.
— Живой? — обрадовался Митька.
Куманин и Митька подъехали к месту расстрела. Молча смотрели на убитых солдат и прапорщика, не понимая, что здесь произошло. И вдруг из-за валуна вышел конь Казанкова, приблизился к телу прапорщика и, опустив голову, заржал.
Митька внимательно оглядел площадку.
— Живые они, — сказал он Куманину. — Увели их. За мной! — крикнул он и пришпорил коня.
На лесной опушке среди могил стояла потемневшая от времени деревянная часовня. Лошади, привязанные к крестам, мирно щипали траву.
На крылечке, держа на коленях обрезы, покуривали двое мужиков.
В часовню свет проникал через узкие окошечки, вырезанные в толстых бревнах. Смелков и Арсен стояли у алтаря, увешанного от пола до потолка иконами.
— Ну что ж, инженер, пришла пора и посчитаться, — сказал Суббота, усаживаясь на скамейку у стены.
— Да, да, конечно… вы спасли нам жизнь, — сказал Смелков. — Не знаю даже, чем вас и отблагодарить.
— Поделиться по-христиански, — смиренно сказал Суббота.
— Чем поделиться? — не понял Смелков.
— Золотом, инженер… Золотишком.
— Но у меня нет золота, — сказал Смелков.
— Не криви душой, инженер, перед святыми иконами. Не бери грех на душу.
— Золото, которое мы нашли, принадлежит не нам, — сказал Смелков.
— А кому? Властей нынче много, а коли много, так и вовсе нет… — улыбнулся Суббота. — Кто нашел, того и золото.
— Нет, — твердо сказал Смелков. — У меня золота нет, а месторождение — это не моя собственность.
— Чья же? Твоя, комиссар? — Суббота обратился к Кобакидзе.
— Нет. Не моя.
— Стыд потеряли. Кабы не я, лежать бы вам всем на камнях заместо солдат. Ну да ничего… Терпением меня бог не обидел, подожду маленько. Может, одумаетесь. А не одумаетесь — силой возьму.
И Суббота вышел на крыльцо.
Поручик Губенко стоял возле своей батареи, расположенной на высокой сопке, и рассматривал в бинокль погост. Передав бинокль стоявшему рядом наводчику, он сказал:
— Архипов!
— Слушаю, ваше благородие! — козырнул солдат.
— Видишь лошадей на погосте?
— Иде?
— Да возле церкви! Видишь?
— Ага, вижу.
— Ну вот и давай. — Губенко пожевал былинку и сплюнул.
— Чаво?
— Орудие разверни! Чаво…
— Слушаю, ваше благородие.
— Может быть, уничтожить дневники и карту? — спросил Смелков.
Арсен внимательно поглядел на него.
— Нет, — сказал он наконец. — Мы должны их сохранить и передать Волжину.
Он внимательно оглядел церковные стены, увешанные иконами, потрогал одну, другую.
— Что вы там ищете, Арсен? — спросил Смелков.
Арсен подошел к иконе Георгия Победоносца и вдруг улыбнулся.
— Давайте бумаги ваши, Аркадий Николаевич! Мы доверим их охрану этому святому человеку.
Смелков достал из-за пазухи клеенчатую тетрадь, карту, протянул Арсену, все еще не понимая, что тот собирается делать. Арсен нажал слегка на раму, и изображение Георгия сдвинулось, открыв тайничок. Он положил туда бумаги Смелкова и вернул изображение на место.
— Георгий Победоносец, если не ошибаюсь, человек надежный, — он подмигнул Смелкову.
Где-то совсем рядом раздался взрыв.
