Утраченные звезды - [7]

— Ну, будь здоров, Петр Агеевич, ежели появится интерес ко мне — каждую среду и пятницу я здесь тебя жду после пятнадцати.

Петр понял, что с ним дальнейший разговор откладывается. Полехин поднялся, дружественно и покровительственно пожал его руку, как бы оставляя надежду на будущую поддержку, а в будущем хозяина может ожидать всякое.

В дом постучалась неизвестность

Дома Татьяна Семеновна встретила мужа по звонку у порога, на ее лице тотчас выразилась тревога:

— Что так рано, что случилось?

— Ничего не произошло, не тревожься — ни в неоплачиваемый отпуск не отправили и не уволили, — весело успокоил жену Петр, обнял ее левой рукой и, как всегда, поцеловал в губы, а правую руку держал на груди.

— Это — что? — присмотрелась Татьяна, — Твоя карточка? С Доски почета? Тебе тоже отдали? — и за руку увлекла мужа в зал, показала на свою фотографию, которую она тоже сегодня поставила на комод рядом с детскими карточками. Дети уехали на лето в село к бабушке и дедушке.

— А тебе отдали твое фото, что ли? — спросил Петр жену, пристраивая свою фотографию к вазе тоже рядом с детскими, и теперь на комоде, покрытом кружевной скатертью, стояли карточки всей семьи — родительские по сторонам, а детские между ними. Скатерть на комод Татьяна связала сама, она была рукодельница и дочку Катю уже тому же научила, салфеточки которой лежали тут же под вазами и под часами.

За обедом Петр рассказал, как и почему он снял фотографию с доски почета, и Татьяна согласилась:

— Конечно, правильно сделал: какие нынче передовики и кому нужны Доски почета? Как для насмешки над здравым смыслом будут стоять, да еще какой-либо хулиган пошлость, какую начертит, чтобы оскорбить советское прошлое, — при этих словах Татьяна поднялась, чтобы убрать тарелки, но больше с тем, чтобы незаметно посмотреть на мужа, как на нем проявится упоминание о советском прошлом, с которым были связаны его сиротское детство и почет квалифицированного рабочего.

Но муж понимал жену, так как мысли их всегда сходились, как и положено быть в хорошей семье.

Позже присев снова к столу, Татьяна сказала:

— В нашем бюро начальник сам предложил, чтобы мы сняли свои карточки с Доски почета… А с завтрашнего дня бюро всем штатом отпущено в отпуск, — и добавила, чтобы успокоить мужа: — Как раз кстати — подуправлюсь на грядках, там столько прополки скопилось, так что отпуск даже очень ко времени, — но она больше успокаивала себя, чем мужа, потому что по обстановке на заводе знала, к чему ведет общий отпуск в конструкторском бюро.

Петр знал, что никакой прополки на грядках у жены нет, но ее сообщение воспринял спокойно, только спросил:

— Ну что ж, поработаешь в порядке отдыха и на даче… А оплатили отпуск?

— Всем выплатили отпускные, — ответила Татьяна, но умолчала, что разговоры идут о том, что, возможно, это последний оплачиваемый отпуск.

Петр, однако, и сам сказал о слухах в цехах, что если и начнется сокращение, то оно коснется в основном рабочих, а инженеров поберегут, да и рабочих таких, как он, поберегут, так что он надеется что беда безработицы его обойдет. Но Татьяна была другого мнения, она стояла ближе к заводоуправлению и знала, какая там царит паническая атмосфера, однако, промолчала.

Петр допил кисель, помолчал, глядя за окно, где качались лаковые листья клена. Потом Петр, словно открывая свои мысли, сказал:

— На даче наберешься как раз летнего солнца, да и огородным духом зарядишься. Туда придется ездить автобусом, а к вечеру я буду приезжать за тобой на машине.

— Хорошо бы, а то за день наломаю спину без привычки… А участок нынче хорошим подспорьем будет: и картошка, и капуста со свеклой и морковкой, может, и лука сколько-то соберем. А огурцы через две-три недели во всю пойдут, так что в зиму запасемся своей огородиной, не надо будет на рынок бегать. Все же правильно мы нынче постарались с огородом, — и мысли их отлетели на время от завода к огороду, где было верное подспорье горожан, которое все больше входило в жизнь и подсказывало, что остается надежда только на себя.

Они некоторое время помолчали и думали об одном: что может произойти к зиме? Все трудовые люди стоят перед неизвестностью, и самое страшное в этой неизвестности — будет ли к чему приложить рабочие руки? Те самые руки, которые создали все материальные и духовные богатства страны, да, кстати, и те самые богатства, что давали дело рабочим рукам. А теперь стало неведомо, сгодятся ли вообще своей стране рабочие руки, признанные миром как умелые руки, и прокормят ли они сами себя и детей своих? А земельные участки — какое-никакое, а подспорье даже для работающих при тех рыночных ценах, какие пьяно гуляют по прилавкам и палаткам и так зло кусаются, что от них рабочие люди шарахаются, как от бешеных собак. И Золотаревы не раз еще поговорят о том, что верховные власти единственное, что наперед правильно просчитали в своих реформах, так это роль и значение для обреченных людей подсобных земельных участков. Вот уж воистину нужда заставит землю есть!

Татьяна Семеновна в размышлениях о своей судьбе как инженера завода не ошиблась.

Как только она оказалась в досрочном принудительном отпуске, тотчас поняла, что она оказалась в положении человека, который не нужен ни реформированному государству, ни раздраенному обществу с его нравственной деформацией, и вообще в общественном смысле не нужна ни как инженер, ни как женщина. А на рынке труда, куда ее привели на поводке, ее обложили не ценой ее рук и головы с ее инженерными знаниями и талантом, а ценой женского и гражданского унижения.