Утраченные звезды - [16]

Петр тотчас опомнился, взял себя в руки и позвал жену:

— Ладно уж, прости, пожалуйста, — трудно было совладать со слабостью, — выходи, чего будем волосы рвать.

Татьяна тщательно полотенцем вытерла перед зеркалом слезы, растерла до румянца исхудавшие щеки и вышла к мужу с виноватой улыбкой, глаза ее блестели любовной преданностью и приветливостью, обняла мужа за шею и стала целовать его в губы и щеки, говоря:

— Прости мне мою женскую слабость… Не надо нам так… ради детей, ради любви нашей нельзя нам позволять, чтобы так подло убили нашу любовь. Ведь она у нас красивая, любовь наша… Теперь только любовь и может вывести нас из жизненного тупика.

Петр ответил жене тоже поцелуями, и их сердца любовно отозвались друг другу, и жизнь как бы вновь вернулась к ним в ярком цвете. Они сели на кухне, и Татьяна спокойно заговорила:

— Ничего, Петенька, может все образуется, — она положила свои руки на его плечи и посмотрела ему в глаза с выражением любви и надежды, что именно все и образуется по ее повелению.

— Образуется! — иронически воскликнул Петр, но улыбнулся уже без горького выражения и более решительно повторил: — Образуется, когда сделаем вторую революцию против капиталистов и вернем все свое назад, и Советскую власть тоже вернем.

Она тихо сняла руки с его плеч, как бы поняв, что в его решительности ее руки не должны его сдерживать. Но все же слова мужа прозвучали для нее неожиданно по-новому. Она вспомнила о былой позиции мужа и подумала: Что же ты Петенька, молчаливо и согласно сдал все, что принесли и дали нам социалистическая революция и Советская власть? Но она всего этого не сказала, полагая, что Петр и сам уже хватился, и лишь ответила ему:

— Для революции, Петенька, нужен революционный класс, где он сейчас — я лично не знаю, и ты не знаешь — рабочий?… Безучастность, равнодушие, пассивность, безразличие рабочих к тому, что делают с рабочим человеком да и с целым классом… Нет, Петенька, далеки мы от революции. А может, их время прошло, революций-то?… Даже солидарность рабочих сгинула… Да что говорить, разве ты не видишь, как каждый приспосабливается, так, может, и нам так надо, — и она поцеловала в щеку, как украла.

Только бы и развернуться начавшемуся разговору о том, как начать приспосабливаться, но пришли дети, и разговор переключился на другое, однако беречь детей от жизненных потрясений становилось все сложнее. В семье было заведено так, что дети рассказывали родителям о своих делах в школе и никогда от этого не уклонялись. Родители со своей стороны следили, чтобы в рассказах детей не было фальши. Впрочем, грешить успевающим школьникам, да еще отличникам и незачем было. На этот раз Катя, как бы, между прочим, без настроения сказала:

— Завтра Ангелина грозится задать классное сочинение.

— Ну, и что? Не первый раз вам писать сочинения в классе, — пыталась подбодрить мать. — А на какую тему — сказала?

— Сказала: что для каждого Родина. Она хочет подтренировать нас перед экзаменами, — опять недовольно сказала Катя.

— Почему ты недовольна? — недоумевала мать. — Правильно Ангелина Селиверстовна решает вам помочь.

— Я не ее помощью недовольна, а на экзамене сочинение на тему о Родине я не возьму.

— Это почему же? — с пристрастием спросил отец.

— А про какую Родину я буду писать? Про ту, что десять лет назад была, или про сегодняшнюю?

Родители сумели скрыть свое замешательство, на несколько секунд. Помолчали, потом Петр Агеевич сказал:

— Ты про ту, какая есть. Помни, что Родина у каждого человека есть и должна быть, вот и пиши о том, какая есть и какая должна быть, а сравнивать нынче есть с чем, если говорить честно, а не так, как талдычат демократы, — с мягкостью в голосе посоветовал отец.

Катя подумала и сказала:

— Ох, боюсь, что нынче за сочинение мне пятерки не получить.

— Ну и не надо, подумаешь, каждый раз, что ли пятерка обязательна? — это уж со своей мудростью подбодрил брат.

Заступники

На следующее утро Петр Агеевич вышел из дома вместе с детьми, дети — в школу, а отец пошел приспосабливаться, кое-что у него было на примете, а его положение безработного ему очень претило. Он не мог слышать о бирже труда со своими руками мастерового и в тайне надеялся, что не могут же разумные люди не воспользоваться его классным мастерством, пусть даже в корыстных целях. Где-то в подсознании у него жила тайная надежда, внушенная телепередачами, что расторопные дельцы, умеющие собрать мастеров высшего класса, быстро развернут выгодное дело не только для себя, но и для общей народной пользы.

Живя с такой надеждой еще со времени, когда в цех завода только доходили разговоры о безработице, Петр не подозревал о том, что с помощью телевизионного внушения его насильственно втягивали в новую жизнь, навязывали новый образ мышления. И вот сегодня ему предстояло проверить надежду на новую жизнь. С нею и с мыслью о заработке он шел впервые на поиски работы, а золотые руки и смекалистая по части изобретательства голова порождали чувство уверенности.

Но чувство уверенности при неопределенности и неизвестности — самое ненадежное чувство и день ото дня слабело, и на свои руки он уже посматривал с иронической усмешкой. Татьяна со своей чуткостью и со своей любовью хорошо знала, что в такие дни надо бывшему самонадеянному мастеру. Впрочем, на пятый день ему повезло, и его подрядили установить оборудование в магазине какой-то фирмы. Но, к его несчастью, он не способен был лукавить с делом, попадавшим в его руки, не мог и не умел умышленно растянуть работу недели на две-три, и через неделю работа была закончена. Потом он нашел такое же место вторично и уже чуть смекнул, как на сумбурном рынке следует предлагать свои руки. На третьем месте он задержался чуть не на месяц благодаря своим водительским правам и два раза скатал в Москву вместе с хозяином за картонными коробками с каким-то товаром и принес домой солидный заработок. Однако на этом его удачи кончились.