Утраченное звено - [2]

Я невольно поежился, подумав об обратном пути, взглянул на наручный сейсмограф…

— Да погляди же туда!

Вот еще неисправимый «Патефон»! Я постарался, чтобы голос мой звучал по-наставнически непреклонно:

— Зря теряем время.

…И запнулся. Не стоило лишний раз произносить эту мою «коронную» фразу, ставшую поводом для шуток.

Стажер не преминул воспользоваться моей неосторожностью:

— Потерянное время — упущенные возможности. Иногда из них состоит вся жизнь…

Я поспешно отвернулся, достал аппарат связи с телезондом и щелкнул тумблером. Тотчас сработал усилитель, и на экране возникла дальняя перспектива. Я увидел, что роботы уже заканчивают фундамент и достраивают подсобные башни. Двое из них начали устанавливать цоколь основного здания.

Я деловито спрятал аппарат в сумку и без лишних слов рванул с места в гору.

Стажер с радостью принял мой темп. Он прыгал, как горный козел, через расселины и трещины, несмотря на свой девяносто пять килограммов. Капли пота выступали у него только в уголках рта, как у натренированного скалолаза. Но уже минут через пятнадцать «Патефон» попросил:

— Помни о тех, кто рядом.

Спустя еще немного:

— Третья заповедь: заботься о тех, кто слабее…

Пришлось взбираться помедленней. Я думал: что же связывает нас незримой нитью крепче, чем канат скалолазов? Что заставляет его уважать меня, следовать моим указаниям? Понимает ли стажер мои недомолвки, умеет ли оценивать волевые решения или просто верит моему опыту? Слепо верит? Интуитивно верит? Впрочем, это одно и то же. Можно ли в таком случае утверждать, что путеводной стрелкой его жизненного компаса является вера? Но тогда бы мы, пожалуй, не поладили. Или же я ошибаюсь? Может быть, больше всего нас сближают разноименные заряды? Разноименные заряды — или путь к одной цели? А что заставляет меня снисходительно прислушиваться к нему? И при чем тут снисходительность? Что же я — тешусь ею, как младенец? Это снисхождение не к нему, а к себе. Вот оно что…

Путь наш пересекала извилистая трещина. Я мог бы, пожалуй, перепрыгнуть ее. Но «Патефон»… Придется искать место, где трещина становится поуже…

Мы затратили еще не менее пятнадцати минут на обход и наконец-то вышли на когда-то утоптанную широкую тропу, уже начавшую зарастать травой. Тропа привела нас на площадку перед дворцом, выложенную блестящими разноцветными плитами. Они образовывали сужающиеся, опоясывающие дворец прямоугольники. Как только Сергей ступил на зеленые плиты ближайшего к дворцу прямоугольника, часть, казалось бы, монолитной стены ушла вниз, образовав широкие двери.

Мы с некоторой опаской вошли в первый зал-коридор. Он уходил вправо и влево, насколько охватывал взгляд, и был совершенно пуст. Ни стенной росписи, ни картин. Только темные квадраты на стенах — возможно, здесь когда-то висели картины.

Мне стало не по себе, когда часть стены, служившая дверью, беззвучно встала на место. Мы оказались в западне. Я быстро взглянул на стажера. Он поежился.

Мы двинулись вправо, потом — влево, отыскивая дверь в следующий отдел, разошлись в разные стороны и, встретившись, убедились, что зал-коридор является кольцом, опоясывающим внутренние помещения. Прошло немного времени. Внезапно ни с того ни с сего часть стены снова ушла вниз, и мы проникли в другой кольцеобразный зал. Он был в точности похож на первый. Так же, как и тот, освещался скрытыми в стенах светильниками. И снова какое-то время в зале не было двери.

— Изучают нас под «микроскопом»? — высказал догадку «Патефон» И стал внимательно осматривать стены, потолок, пол, отыскивая замаскированные выходы приборов. Ничего не обнаружив, он повторил свой вопрос, требовательно глядя на меня.

Я молча полез в карман, достал радиометр и убедился, что регистрировалось ультрафиолетовое излучение, причем его интенсивность резко возрастала. Затем появилась новая дверь. Теперь я мог ответить стажеру:

— Нас дезинфицируют на пути к «святая святых».

— Выходит, там хранят нечто ценное, — с детской непосредственностью обрадовался «Патефон». — Чем ларчик ценнее, тем дорожка труднее…

— Не обязательно, — возразил я и подумал: «Не всегда и не везде…»

Я подошел к стене и показал на темный след на ней и на полу.

— Да, я тоже заметил, — откликнулся «Патефон». — Тут что-то находилось. Статуя или прибор…

— И его унесли, — добавил я. — Мы не найдем ничего ценного. Помнишь исследования египетских пирамид?

— Думаешь, жадность аборигенчиков оказалась сильнее страха?

— Унесли все, что могло им пригодиться и что смогли унести.

Реакция «Патефона» была неожиданной — он почти обрадовался:

— Значит, что-то могло и остаться!

Но и в новых залах-коридорах было пусто, и здесь имелись следы когда-то стоящих предметов.

Все новые двери открывались и закрывались… С тревогой я думал о стенах, отделяющих теперь нас от гор. Сколько лет простоял уже этот дворец? А что, если автоматика где-то «заест»?

Наверное, подобные мысли приходили в голову и стажеру. Во всяком случае, былой восторженности становилось все меньше и меньше. Он старался украдкой от меня поглядывать на свой радиометр, что-то подкручивал. Уточнял интенсивность облучения?