Утраченное кафе «У Шиндлеров». История Холокоста и судьба одной австро-венгерской семьи - [99]

Брожек потом признается, что не помнит никаких подробностей этой встречи, кроме того, что он все время молчал и его «расстроили» слова Дукснойера. Каждому понятно, что название «Польша» означает для еврея. Это страна, из которой не возвращаются.

В земельном архиве Инсбрука я обнаружила послевоенный отчет о посещении квартиры Дубски. Архивист вручил его мне со строгим наказом не перепутать порядок старых листов, выпадающих из подшивки. Когда я взяла в руки бледно-зеленую папку, прошитую тонкой нитью, и увидела ветхие желтоватые страницы, местами порванные, с еле заметными буквами, то поняла: из них-то и станет понятно, что же произошло с Дубски. В папке хранилась часть материалов послевоенного дела по реституции, а «политическое заявление» на первой же странице было весьма недвусмысленно: действия Брожека, Дукснойера, Гутмана и некоего доктора Бильгери назывались «особенно ужасными».

После визита в квартиру Луиза поспешила к своему юристу, доктору Вольфгартштеттеру, и получила от него однозначный совет: продавать немедленно и не слишком торговаться, если ей дорога жизнь мужа. Луиза призналась: чтобы оставить мужа в Инсбруке, она готова была отдать все хоть даром, но Вольфгартштеттер заверил, что в этом нет нужды и они попробуют выручить хорошую цену. Теперь уже я отметаю все подозрения, что Луиза вышла за Эгона только для того, чтобы сначала прибрать к рукам его бизнес, а потом и передать все своим братьям.

Вольфгартштеттер рассказывает, как потом на квартире состоялись переговоры с участием его самого, Луизы, Брожека, Дукснойера и высокого офицера-гестаповца из Берлина, который, как ему сказали, был прислан следить за тем, чтобы все «прошло гладко». Сразу же возникла проблема с инвентарем: он принадлежал совместно Леопольду и Эгону, а так как Вольфгартштеттер представлял одну лишь Луизу, он не хотел разбираться еще и с ним.

Луиза начала с цены 200 000 рейхсмарок, но быстро снизила ее до 175 000, а Вольфгартштеттер попробовал помочь ей, заявив, что получил уже два предложения на 320 000 и 300 000 рейхсмарок соответственно. Цену согласовали, но нужно было еще решить, что делать с квартирой над магазином. Гутман хотел приобрести ее для управляющего винным погребом, но Луиза желала остаться в ней со своим свекром Леопольдом. Они так ни о чем и не договорились.

Совершение сделки затянулось. Дукснойер угрожал Вольфгартштеттеру по телефону, обвиняя его в саботировании переговоров. Он надавил как следует и 3 ноября 1941 года написал доктору Прантлю, управляющему директору банка Sparkasse, у которого Эгон брал ссуды на развитие бизнеса. Дукснойер отдал письменный приказ банку отменить ссуды Эгона «с целью арианизации фирмы Дубски и в пользу вернувшегося на родину южного тирольца».

Через два дня Прантль послушно сообщил Эгону в санаторий, что Sparkasse потребовал до 15 ноября 1941 года вернуть обе ссуды с процентами, а это значило, что всего за десять дней предстояло расстаться более чем с 36 352 рейхсмарками. Он угрожал, что в случае неуплаты банк примет меры. Меня это не удивило: ведь я уже знала, что он посредничал при продаже виллы Шиндлеров гауляйтеру Гоферу.

На следующей встрече, уже у Дукснойера, он ультимативно потребовал завершить сделку к 22 ноября 1941 года. Когда юрист Луизы разъяснил, что стороны пока договорились не обо всем, Дукснойер вышел из себя, вскричал, что с него хватит, что гауляйтер Гофер ждет контракта и что ситуация вообще скандальная: время идет, а бизнес так и не арианизирован. Он снова пригрозил Польшей. Теперь уже разъярился и доктор Вольфгартштеттер, отказался вести переговоры под таким давлением и пообещал, что отойдет на исходные позиции и оставит окончательное решение вопроса за Луизой. Они позвонили Луизе по телефону, но она уже поддалась и согласилась на все требования Дукснойера.

Брожек составил договор на покупку здания и инвентаря, оценив все вместе в 175 000 рейхсмарок. Он был подписан 10 декабря 1941 года; дом ушел за 163 000 рейхсмарок, инвентарь – за 12 000. Единственным плюсом для Луизы было то, что ей с Леопольдом разрешили остаться в квартире. Выплата состоялась в июне 1942 года, но была зачислена на заблокированный счет. Остаток на счете пошел на уплату долгов кредиторам и налогов, введенных для евреев.

Не сдаваясь, Луиза с Эгоном обратились с жалобой в Министерство экономики (Reichswirtschaftsministerium). Гоферу пришлось объясняться и убеждать власти в полной законности арианизации бизнеса Дубски и в том, что продали они его добровольно. Кроме того, он добавил, что Луиза, явно с одобрения семьи, «отдалась этому еврею», так и не развелась с ним и что нет никаких доказательств, какие такие услуги Эгон оказывал партии.

Эгон остался в Галле, но, вероятно, понимал, что и там стало небезопасно. Пациентов психиатрических клиник истребляли по гитлеровской программе эвтаназии «Т4», названной так для сокрытия ее целей. Кому-то делали смертельные уколы, кого-то поначалу просто увозили и душили газом, а потом газ стали использовать в промышленных масштабах в лагерях смерти. Клинику в Галле избавили таким образом от трехсот шестидесяти пациентов, но Эгон остался в ней.