Утраченное кафе «У Шиндлеров». История Холокоста и судьба одной австро-венгерской семьи - [84]

Когда в ноябре 1938 года Гуго с Софией получили приказ переехать в Вену, Дубски остались в городе. Обоим семействам это наверняка было тяжело. Для арийки Луизы Дубски непосредственной опасности не было, в отличие от мужа и свекра, евреев, но об их перемещении не могло быть и речи: девяностооднолетний Леопольд был слишком стар и дряхл, а Эгон лечился в психиатрической клинике. Моей прабабушке Софии было, наверное, особенно больно оставлять своего старшего брата и Тироль, где прошла вся ее взрослая жизнь, тем более что она не рассчитывала увидеть их снова.

А кроме того, Дубски погрязли в перипетиях вокруг своего бизнеса и в битве с гауляйтером Гофером из-за арианизации. 10 сентября нацистский режим назначил доктора Эгона Брожека временным управляющим (kommissarische Verwalter) с целью арианизации всех движимых и недвижимых активов Эгона. Как и всем деловым людям, понесшим в «хрустальную ночь» убытки, Дубски предстояло выплатить «штраф» в размере 18 000 рейхсмарок, а из управления по арианизации сообщили, что все их кредиторы не собираются ничего им платить.

К 12 декабря временная должность Брожека стала постоянной, так как его назначили попечителем (Treuhänder) всех активов Эгона. Через два дня Луиза отозвала свое заявление о разводе. Я воспринимаю это как отважный акт сопротивления: Луиза не оставила забот о престарелом свекре и ясно дала понять, что будет очень рада возвращению Эгона из больницы. После пятимесячного лечения в психиатрической клинике Эгон, еще не совсем здоровый, был отправлен в санаторий в Галле, совсем рядом с Инсбруком. Подозреваю, что и Луиза, и Эгон сочли это самым безопасным для него.

Казалось, Бертольди и Дубски умудрились переиграть Гофера и обойти его контроль; но разъяренный гауляйтер не сдавался. Теперь он пробовал аннулировать два контракта, по которым обе половины бизнеса отходили Луизе. Инсбрукские и венские юристы Гофера взялись за работу. Согласно документам, которые я нашла в земельном архиве, дело началось именно тогда, когда Луиза подала в управление регистрации прав собственности на землю и недвижимое имущество заявление о вступлении в законное владение.

Гофер хотел, чтобы все эти передачи были признаны утратившими законную силу, а значит, ей волей-неволей пришлось бы обратиться за разрешением в управление по передаче активов; юристы Гофера давили очень сильно, и в этом учреждении ей точно бы ответили отказом. Стоило доказать недействительность разрешения, и обе половины бизнеса вернулись бы обратно к Эгону. Значит, он снова становился еврейским и появлялось законное основание передать его кому-либо из фаворитов Гофера.

У него все получалось. Оставалось лишь одно препятствие: на передачу требовалось разрешение Эгона. Министр экономики дал четкое указание, что некоммерческую собственность, принадлежавшую евреям, ни в коем случае нельзя было продать без согласия продавца-еврея. Вместо того чтобы дискутировать, коммерческая ли собственность Эгона, юрист Гофера решил заручиться его «добровольным» согласием. Он просчитал, что это будет самый безопасный способ сделать передачу собственности законной, а это было крайне важно для режима, стремившегося легитимизировать уничтожение еврейского бизнеса.

На Луизу с Эгоном давили все сильнее, вырывая у них согласие на «добровольную» продажу. Все это время винокурня и магазин не работали, а долги множились. В конце концов в дело вмешался доктор Брожек и в срочном порядке стал распродавать активы. Кроме того, он наложил на них штраф в сумме 30 000 рейхсмарок, которые тоже вложил в бизнес.

19 июля 1939 года управляющий продал оптовый магазин Дубски на Зайлергассе, в старой части Инсбрука, Георгу Штрикнеру, покупателю из утвержденного списка. Выручка в сумме 49 000 рейхсмарок в основном пошла на погашение долгов. Бизнес Дубски переживал нелегкие времена, но Луиза не сдавалась. Даже если больше никто в Инсбруке не был готов противостоять Гоферу, она была намерена биться в одиночку.

Тем временем в Линце Эдуард Блох решил, что настала пора закрывать свой хирургический кабинет. «Хрустальная ночь» и насильственное переселение евреев в Вену поставили точку в его медицинской карьере. Как он писал потом, «закончились тридцать семь лет активной работы. Мне было разрешено лечить только евреев. После приказа о выезде в Линце их осталось совсем немного, да и тем было далеко за восемьдесят».

Лично ему и Лили защита была гарантирована, но его очень беспокоила судьба внуков, Георга и Иоанны: одному было тогда двенадцать лет, а другой – девять. Их родители, Труда и Франц Крен, подали заявление на получение американских виз, но волновались, что могут не успеть их получить.

Блох взял дело в свои руки и отправился в Вену хлопотать о разрешении на выезд Георга и Иоанны по британской программе Kinderstransport, в рамках которой детей от семи до четырнадцати лет переправляли родственникам, друзьям или в приемные семьи. Взрослым не разрешалось сопровождать их, потому что Англия уже и так страдала от высокой безработицы. Действие виз было приостановлено, и даже Эйхман в Центральном управлении еврейской эмиграции активно помогал и готовил все необходимые разрешения для детей, уезжавших по программе Kinderstransport.