Утраченное кафе «У Шиндлеров». История Холокоста и судьба одной австро-венгерской семьи - [45]

Моя бабушка, Эдит Рот, родилась в богемском Будвайзе 9 сентября 1904 года у Альберта и Эрмины Рот. Думаю, София была очень довольна тем, какая получилась пара, не только потому, что род Эдит был из Богемии – у Ротов в доме говорили и по-немецки, и по-чешски, – но и потому, что ее семья преуспевала, не испытывала материальных затруднений и была космополитична. Альберт, например, в молодости несколько лет прожил в Лондоне.

Роты имели виллу в Вене и жили то в ней, то в Плауэне, небольшом городке на востоке Германии, где у Альберта была спичечная фабрика «Рот и Гольдман», унаследованная от отца. Когда это дело было слито с несколькими другими, Альберт Рот стал управляющим директором всей компании, Solo AG, которой руководил из Вены.

Было приятно узнать и о том, что моя бабушка сумела женить сына на дочери спичечного короля, и о том, что спичечные коробки, массово выпускавшиеся фабриками Альбера – в сущности, очень хрупкую, эфемерную продукцию, – еще можно купить онлайн. Сейчас их коллекционируют те, кто (это стало для меня приятным открытием) называет себя филуменистами – «любителями света».

6 июля 1924 года Гуго и Эдит поженились в Вене, дома у Эдит. У меня есть студийная фотография моей молодой бабушки. Ее темные волосы коротко подстрижены и аккуратно уложены, на плечах нечто вроде большого покрывала или шарфа, который она целомудренно придерживает левой рукой у горла, откуда прозрачные складки падают на руки и собираются у шеи.

Это первое изображение своей будущей жены Гуго, возможно, увидел у шадхана, но скорее снимок был сделан незадолго перед свадьбой. Поза очень естественная, как будто фотограф только что окликнул Эдит по имени и она оглянулась. Я подумала, что фотографа, наверное, тщательно подбирали, хотя стиль портрета иной, чем на чопорном снимке Шиндлеров, сделанном в 1912 году.

30. Эдит Шиндлер, урожденная Рот (Atelier D’Ora, Вена)

Я внимательно рассматривала портрет в поисках даты на нем и вдруг заметила надпись черными чернилами: d’Ora. Что-то связанное со стилем фотографии, крутилось у меня в голове. Я всмотрелась в надпись и поняла, что на пороге своей новой жизни Эдит снималась у самой знаменитой женщины-фотографа тех дней, мастера портрета Доры Кальмус.

Кальмус еще в 1907 году стала одной из первых жительниц Вены, открывших собственную фотостудию. Ее Atelier d’Ora быстро зарекомендовало себя как место для съемок лучших художественных портретов. В 1908 году она сняла Густава Климта, в 1916-м – Альму Малер. Я предположила, что фотография моей бабушки была сделана, скорее всего, до 1924 года, перед свадьбой Эдит, но до переезда мадам д’Ора в Париж, где она продолжила свое дело и сняла таких знаменитостей, как Коко Шанель, Марк Шагал, Морис Шевалье и Пабло Пикассо.

К своему великому удивлению, я не обнаружила ни одного снимка свадьбы. Для человека типа Гуго мне это показалось странным: ведь он очень любил фотографию и сохранил множество снимков других людей. Я подумала, что, скорее всего, свадебный альбом существовал, просто не сохранился.

Через одиннадцать месяцев, 9 июня 1925 года, родился мой отец, Курт. Точности ради скажу, что на свет он появился на кухонном столе на втором этаже штаб-квартиры Шиндлеров в доме № 13 по Андреас-Гофер-штрассе, там, где теперь учатся танцевать на шесте. Для всех это было радостное событие, но Эдит заявила, что ей было очень больно и детей у нее больше не будет. Гуго, без сомнения, не обрадовался такому повороту событий: в этой самой квартире он рос в большой, шумной семье, с четырьмя братьями и сестрами, и, думаю, ему хотелось иметь такую же.

София подобрала для Гуго очень респектабельную невесту, но это не значит, что брак скрепляла любовь или большое счастье. Я хорошо помню бабушку, и, признаться, характер у нее был не из легких. Прожив в Англии несколько десятилетий, она сохранила не только сильный центральноевропейский акцент, но и любовь к сладкому, вряд ли удовлетворявшуюся английскими кексами. Тем не менее Гуго и Эдит сумели выработать правила мирного сосуществования и довольно неплохо ладили, ведя каждый свою, отдельную от другого жизнь.

Эдит сделалась заядлой путешественницей. Разглядывая ее фотоальбомы, я ощущаю, как ей не сиделось на месте: она побывала в Чехословакии, Греции, Италии, Югославии, Албании и Франции. Неудивительно, что отец жаловался, как она все время оставляла его на попечение нянь-француженок, так что первые свои слова он произнес по-французски, а не по-немецки. Гуго, наоборот, был настоящим домоседом и занимался бизнесом; он не мог без Тироля и его гор, лишь изредка сопровождая жену в ее больших поездках.

Да, они были очень разными, но на моей любимой фотографии этой маленькой семьи я вижу сплоченное трио (см. илл. 12 на вкладке). Это студийный фотопортрет: Гуго стоит позади сидящей Эдит, а Курт в матросском костюмчике прижался к матери, он в ее объятиях, щека к щеке. У Эдит открытый, очень живой взгляд, а Гуго выглядит настоящим отцом семейства. Очень красивый портрет, отражающий тепло их отношений и, самое главное, радость оттого, что у них есть маленький сын. Эдит не была матерью-наседкой, но очень трепетно относилась к своему единственному сыну, а через много лет с тоской рассказывала мне о своем муже.