Утопический роман XVI-XVII веков - [3]

Беспощадные пушки и арбалеты феодалов доказали несостоятельность плебейско-крестьянских иллюзий. В самой атмосфере общественной жизни произошел, однако, решительный сдвиг: требования масс не могли быть забыты ни самими массами, ни представителями передовой общественной мысли. Конечно, крестьянам и ремесленникам, мечтавшим об общинном строе, и в голову не могла прийти мысль о преобразовании характера производства. Уравнительность охватывала имущество, потребление, политические права. Но в идейной программе крестьянских масс появляется и нечто новое: трудовой принцип. Надо трудиться, чтобы иметь право на жизнь. Но и слова, написанные на знамени народных движений, имели большее значение для судеб утопического социализма, чем все диалектические построении и тонкие измышления Платона и даже того пантеистически преобразованного, свободомыслящего Платона, которого передовые мыслители Возрождения противопоставляли всей средневековой схоластике.

Основатель утопического социализма Томас Мор (1478–1535) открыл эпоху Возрождения в Англии завершенную творчеством Шекспира и Бэкона и хронологически почти совпавшую с правлением Тюдоров, от коронации Генриха VII (1485 г.) до смерти королевы Елизаветы (1603 г.). Он был зачинателем новой английской прозы.

С конца XV века феодальная Англия постепенно преобразуется в классическую страну первоначального накопления. Во время правления Генриха VII растут поборы и подати, идет конфискация имущества непокорных феодалов. Начинаются «огораживания»: крестьяне сгоняются с земли во имя торжества промышленного развития. Самопрялка и сукновальные мельницы, различные виды токарных, сверлильных, шлифовальных станков, — машинная техника способствует массовому производству все новых и новых товаров. Обогащение беспощадно, здесь хороши любые средства, законные и незаконные, и Англия стонет от злоупотреблений. Приход к власти Генриха VIII (1509 г.) поначалу оживляет надежды на восстановление справедливости. Новый король провозглашает всеобщую амнистию, наказывает лихоимцев. Он объявляет себя гуманистом, покровительствует ученым, поощряет рост мануфактур.^Но социальные контрасты при нем лишь усиливаются: с одной стороны, невиданная роскошь, власть и богатство имущих, с другой— мириады бродяг, бывших крестьян и ремесленников, отчаявшихся, преследуемых неумолимым законом, рабочие руки которых никому не нужны. Это было время того самого Генриха VIII, который, сбросив маску человеколюбца, оказался вероломным и жестоким деспотом; он отправил на эшафот многие тысячи людей низшего и высшего звания. Но это было время и Томаса Мора, в глухой тьме произвола предвидевшего новую справедливость.

Трудно представить более противоречивую, контрастную судьбу, чем его судьба. Выходец из семьи потомственных юристов,(Томас Мор сделал невиданную политическую карьеру от члена парламента до лорда-канцлера Англии (1529 r.). И это в век мздоимства и злоупотреблений, бескомпромиссно отвергая все предложения о личном обогащении! Он сторонник монархической власти, и он же дерзко препятствует королям в их противозаконных действиях, защищая права и привилегии граждан-ремесленников его ласкает и с ним советуется сам Генрих VIII, он дает Мору ряд важнейших дипломатических поручений. Заключение мира между Англией и Францией, с одной стороны, и с Испанией — с другой (1529 г.) на выгоднейших условиях — это, например, несомненная заслуга Мора. И тот же Генрих VIII обвиняет его в государственной измене и осуждает на мучительную казнь. Не в «Утопии» тут дело и не во взглядах ученого-гуманиста, как могло бы подуматься неосведомленному человеку. «Утопия» в те времена представляется королевской власти безобидной сказкой. Нет, Мор осмелился противодействовать Реформации, он сохранил верность папе и отказался принести присягу королю как главе новой англиканской церкви. Почему же? Ведь он был веротерпимым и свободомыслящим человеком. Но он был также и убежденным противником восстаний и всякого рода насилия, он опасался, что реформация внесет смуту в народ. Вот почему он старался воспрепятствовать не только новой волне «огораживаний», но и секуляризации церковных и монастырских земель. Этого королевская власть не смогла ому простить.

В ранней юности мы видим Мора в доме влиятельнейшего Джона Мортона, архиепископа Кентерберийского и лорда-канцлера Англии. Здесь он впервые встречается с молодыми учеными-гуманистами из Оксфорда: Вильямом Гроспиом, Томасом Линэкром и Джоном Колетом. Влияние оксфордцев постепенно распространялось на Лондон, Кембридж: увлечение новыми гуманитарными и естественнонаучными проблемами в среде университетской молодежи, к которой принадлежал и Мор, становилось всеобщим. Мор изучает древние языки, штудирует Платона, увлекается искусством и литературой. Но он обнаруживает склонность и к естествознанию; геометрия и астрономия пленяют его своей точностью. Если к этому прибавить специальные занятия юридическими науками, то и тогда даже круг интересов молодого ученого будет очерчен только приблизительно. Он буквально глотает знания и не может насытиться. Затем наступает время творчества.