Утопающий во грехе - [112]

Северин не стал объяснять ей, что Господь не спрашивает чьего-либо разрешения. У него иные резоны.

— По-моему, вы сразу догадались, что взрыв устроил ваш муж, — сказал он.

— Догадывалась, — не стала отпираться Гладыш. — Догадывалась, но… старалась не думать.

— То есть вы с ним об этом не говорили?

— Нет, конечно.

— Ну и как вы с Гладышем живете после этого? Зная, что он искалечил Селиверстова?

Она непонимающе посмотрела на него.

— Нормально. Делаем вид, что ничего не случилось. Что ничего не было. Что мне — руки на себя накладывать. У меня дети.

Северин видел, что женщина действительно способна все забыть и жить так, словно ничего и не было. И уверена, что слепой обрубок, оставшийся от здорового красивого мужика, полного надежд и страсти, не имеет к ней никакого отношения…

Он вздохнул.

— Нина Владимировна, вам надо убедить мужа прийти к нам и во всем признаться. Иначе мы придем за ним сами.

Она посмотрела на него задумчиво, но ничего не сказала.

— Я достаточно много узнал о нем. Он приличный человек, но… Видимо, буквально ослеплен страстью, которую вы ему внушаете. У него чистое прошлое, прекрасная репутация, есть государственные награды… В случае явки с повинной все это будет учтено. Да и Селиверстов все-таки остался жив. Хороший адвокат способен многого добиться при таком раскладе. Срок может быть вполне терпимый. К тому же амнистии, условно-досрочное освобождение… И потом… Мне кажется, если вы его дождетесь, он вам все простит.

— Он уже простил, — грустно улыбнулась женщина.

Гладыш пришел на следующий день. Написал явку с повинной, из которой следовало, что он решил убрать Селиверстова вовсе не из ревности, а потому, что тот преследовал его жену своими гнусными домогательствами. И что его жена была только ни в чем не повинной жертвой, которую он должен был спасти от преследований… Сам он это придумал или ему подсказал хороший адвокат, Северин уточнять не стал. Срок Гладыш получил минимальный.

Из колонии, как случайно узнал Северин, Гладыш писал жене письма, полные любви и страсти. Чуть ли не каждый день. А как вела себя она в это время, Северин не интересовался. Хотя его не удивило бы ничего — ни известие, что она закрутила новый роман, ни рассказ, что она живет теперь только семьей и ждет мужа…

Удивило его другое — к искалеченному, полуслепому Кириллу Селиверстову вернулась жена, и они опять живут вместе.

А Толику Братко, которому Северин своими действиями помешал героически взять опасного преступника, убедив того с помощью Нины Гладыш явиться с повинной, он клятвенно пообещал в следующий раз помочь проявить свою железную хватку и получить за это причитающуюся звездочку на погоны.

2001 г.

Кредо адвоката

Уже сколько дней стояло настоящее бабье лето, и было, к тому же, воскресенье. Непривычно малолюдная и маломашинная по этому случаю Москва купалась в осеннем золоте листьев и отчаянно ясной синеве неба. Хотелось жить, оказаться где-нибудь в лесу с красивой женщиной… А еще в голове постоянно крутилась песенка Высоцкого — «И я слишком часто пьяный бабьим летом, бабьим летом!» И вот в такой чудный денек следователь Максим Северин ехал «на труп», потому как ему повезло в такой день дежурить по прокуратуре.

Это была совсем еще молодая девушка. Как следовало из найденных документов, студентка. Звали ее Анжела Богдасарян. Она лежала на кровати в спальне, одежда ее была разодрана в клочья, руки связаны проводом, отрезанным от торшера. На теле медэксперт насчитал около двадцати колотых и резаных ран. При этом смертельными могли быть только две — в области сердца и правого легкого. Характер остальных — длинные, но неглубокие разрезы на спине, животе, горле — свидетельствовал, что девушку истязали и пытали. Причем долго, без всякой жалости…

О том, что у нее хотели выведать, догадаться было несложно — в спальной под широким подоконником был вмурован небольшой сейф с кодовым замком. Дверца его была распахнута, а внутри ничего не было. Судя по следам на замке, сначала его пытались открыть то ли фомкой, то ли ломиком, а потом все-таки узнали код…

В гостиной на столе красовались полупустые бутылки с настоящим армянским коньяком, остатки дорогой еды.

— Ну, командир, рисуй картину, и будем действовать.

Молодой опер Толик Братко после нескольких удачных совместных дел, которыми он занимался вместе с Севериным, твердо поверил в его способность сразу, с ходу нарисовать возможную картину преступления и выдвинуть рабочую версию. Такими способностями Северин действительно обладал, но не злоупотреблял и «рисовал картины», только поднабрав достаточно фактов и улик. Но в данном случае можно было рискнуть, настолько очевидной представлялась история.

Братко, прибывший на место преступления гораздо раньше, и сам уже явно догадался если не обо всем, то о многом — сыщицкий нюх у него был хоть куда. Фантазии, правда, маловато. Хотя оперу избыток фантазии и чувствительности, в общем, и ни к чему.

— А имеем мы вот что… — приступил к делу Северин. — Девушка и двое ее знакомых мирно садятся за стол и начинают выпивать и закусывать. Потом они, эти знакомые, решают заглянуть в содержимое ее сейфа, о котором им то ли уже было известно, то ли хозяйка поведала за столом. Требуют назвать код, она отказывается, тогда они начинают ее пытать. Пытают долго… В конце концов она не выдерживает и называет им код. Они выгребают содержимое сейфа, добивают ее и исчезают. Примерно так. Надо отрабатывать знакомых, друзей, подруг, искать тех, с кем она собиралась приятно провести время за таким богатым столом.