Дортмундер шагнул вправо и налетел на что-то еще. Это был другой пень, около фута в высоту, чуть потолще первого. Склонившись над ним, Дортмундер повел фонариком по дуге; его свет вырывал из тьмы все новые и новые пни — коренастую армию пней, толстых и тонких, сгнивших и рассыпавшихся. Они стояли неровными шеренгами — приземистые, не выше фута. Дортмундер описал фонариком более широкую дугу и, развернувшись, обнаружил, что они уже за его спиной — тысячи пней, осаждавших его сплоченными рядами. Их корни переплетались, словно пни дремали здесь все эти годы, подстерегая гостей, неторопливо дожидаясь благоприятного момента и зная при этом, что однажды темной ночью Дортмундер спустится сюда, и уж тогда...
Ну все, хватит! Они ведь неживые, верно? Обыкновенные пни, и ничего более. Нужно взять себя в руки.
Дортмундеру вспомнилась одна деталь, заложенная Уолли в компьютерную модель долины. Прежде чем пустить туда воду, большую часть деревьев спилили, а большинство домов разобрали. Исключение составили лишь совершенно бесполезные постройки и большие кирпичные здания — например, две церкви, пожарная каланча и та самая библиотека, за которой Том Джимсон закопал свой клад. Впрочем, с этих зданий сняли деревянные двери, лестницы, полы и все прочее, что еще могло пойти в дело.
До сих пор Дортмундер серьезно не задумывался, к чему все это может привести. Он не подумал даже о том, как трудно будет спускаться сквозь частокол спиленных деревьев. Но даже если бы Дортмундер и вспомнил о пнях, он все равно понятия не имел о царившей в воде непроглядной тьме и полной невозможности рассмотреть хоть что-нибудь на расстоянии, превышающем несколько футов от горящего фонаря. Он понятия не имел о том, как трудно передвигаться по склизкому илу.
Пригнувшись ко дну и чувствуя поясницей впившиеся в кожу веревку и пояс с грузилами, Дортмундер предпринял попытку отыскать дорогу среди пней. Он двинулся вперед, спотыкаясь о корни и камни (тут были еще и камни), и, вынужденный то и дело сворачивать в сторону, в конце концов осознал, что потерял направление, которое обозначалось словом «вперед».
«Идти вперед» означало «спускаться вниз», не так ли? Оставалось лишь выяснить, где он, этот самый «низ». Стоя в середине крошечного освещенного пятачка, было совершенно невозможно отличить спуск от подъема, уклон — от горизонтальной поверхности.
Куда идти, чтобы добраться до цели? И, что гораздо важнее, куда идти, чтобы вернуться назад? Дортмундер нацелил фонарик на тянувшуюся за ним веревку, но та колыхалась в воде, подчиняясь напору легких потоков и, описывая полупетли, скрывалась во тьме и вновь появлялась из ниоткуда.
Дортмундер поглядел вверх, стараясь определить обратный путь по линии веревки, чуть покачнулся, споткнувшись о что-то еще, на мгновение потерял равновесие, тут же его восстановил, и в этот миг его правая нога выскользнула из ботинка.
Голая ступня сразу погрузилась в холодную мокрую грязь и основательно в ней увязла. Дортмундер потянул ногу вверх и почувствовал, как его стопа коснулась толстого корня и, скользнув под него, намертво там застряла.
Дортмундер быстро наклонился, поводя фонариком из стороны в сторону, чтобы узнать, что произошло с ногой. Неожиданно фонарик ударился о соседний пень, выскользнул из пальцев и пропал.
Темнота. Чернота кругом. Только без паники. Фонарик упал где-то рядом, во тьме. Там же остался и сапог. Там же осталась нога, запутавшаяся среди корней. Только без паники.
Сколько времени он провел под водой? В баллонах воздуха на час. Неужели он торчит здесь уже целый час? И что это за странный привкус появился у воздуха?
Только без паники. Не паниковать.
А что ему оставалось, черт побери?
* * *
Боб стоял, облокотившись о поручень мостика, и рассматривал расстилающееся перед ним тихое озеро, которое все ярче сверкало в лучах восходящей луны. Размышляя об изменениях, произошедших за последнее время в его жизни, Боб впервые пожалел о том, что у него нет настоящего друга. Не приятелей, которых у него хватало всю жизнь — в школе, в колледже, — не дебилов наподобие этих трех шутов, что работали вместе с ним на плотине, а друга — настоящего друга, с которым можно было поделиться самыми сокровенными мыслями.
Ну вот, к примеру. Разве мог он поговорить с этими дураками о том, каково просыпаться в одной постели с женщиной? Нет, они не доросли до таких вещей. Боб знал из богатого опыта о том, что такое укладываться с женщиной в постель. Но ему и в голову не приходило задуматься над тем, каково просыпаться с женщиной, просыпаться утром рядом с другим человеком, женщиной в полном смысле этого слова. Ему было совершенно незнакомо это чувство, охватывающее тебя сразу, как только ты открываешь глаза.
С чем его можно было сравнить? Это было довольно странное ощущение, и не слишком приятное к тому же. И уж никак не плотское. Что-то вроде того, как если бы ты держал в своей комнате крупное животное — овцу, оленя, козу. Впрочем, порой оно больше напоминало лошадь. Оно кашляло и посапывало, почесывалось и бродило по комнате, открывая и закрывая ящики — бледное и бескровное, словно жертва вампира без своей обычной косметики. Словно...
