Утонченный мертвец - [6]

* Здесь имеется в виду дебютантка высшего света, девушка из знатной или богатой семьи, впервые начавшая выезжать в свет.

Я заслушался стуком ее каблучков по асфальту, и тут она снова заговорила:

– А чем вы занимаетесь? В смысле, кто вы по профессии? Будь на моем месте Маккеллар, он бы выдал ей что-нибудь

оригинальное типа смотрителя зоопарка или профессионального игрока в ма-джонг, но я сказал правду.

– Я художник. Пишу картины.

– Художник! Как интересно!

Я поморщился. Мне хотелось сказать ей: «Нет, нет. В этом нет ничего интересного. Это скучно, на самом деле. В основном, это чистая техника и долгие приготовления к тому, чтобы эту технику применить. Натянуть холст, смешать краски, развести их маслом в нужной пропорции – что здесь интересного?». Почти все наши беседы с Феликс сводились к тому, где купить подходящее масло, как чистить кисти, и какие безбожные комиссионные дерут галерейщики и агенты. Нам это было действительно интересно. Нам – да, но не людям, далеким от этих проблем. Когда я завершаю очередную картину и объявляю ее «законченной», у меня до сих пор каждый раз возникает тягостное ощущение, что можно было бы посвятить больше времени этой работе и сделать ее много лучше. Но я не стал ничего говорить. Это было не то, что хотелось услышать моей собеседнице, и я не стал ее разочаровывать и рассказал – с должным воодушевлением, – о своей новой работе, иллюстрациях к Маккелларову «Детству и отрочеству Гагулы», за которые я взялся по просьбе его издателя.

За день до этого я как раз приступил к литографии, на которой прекрасная юная Гагула празднует победу над принцем Ндомбы. Она танцует ликующий танец, попирая ногами тело поверженного врага, а суровые воины Кукваны взирают на это, отступив на почтительное расстояние. Гагула вопрошает: «Каков жребий человека, рожденного женщиной?» И Кукваны отвечают ей хором: «Смерть!» Стилистика этого эпизода, как и стилистика всей книги, романа абсурда, задуманного как пародия, строится по модели детского ежегодника «Друзья-приятели», принятого Маккелларом за образец. Но лично мне не хотелось придерживаться этой юношеской эстетики. В книге Гагула олицетворяла собою стремление к свободе, зародившееся в темном сердце Африки, которая, в конечном итоге, освободит нас от власти западной науки и рационализма. Воинов Кукваны, опирающихся на свои ассагаи, я изобразил наподобие статуй, такими же окостеневшими, как и тело убитого принца. А Гагула была у меня воплощением жизненной силы: вся – сверкающие глаза и разметавшиеся волосы, застывшая в мгновении, выхваченном из взвихренного танца. В книге этот момент был одним из ключевых эпизодов, и иллюстратор, в моем понимании, должен видеть такие моменты и, соответственно, делать на них акцент.

После этого ей захотелось побольше узнать о Маккелларе, и обо всех остальных. Они все такие, мои друзья? Писатели, художники, философы? И все немного с приветом? Потом она спросила, как меня зовут. Я сказал, что Каспар.

– Каспар!

Я поспешно добавил, что это ненастоящее имя.

– В тебе все какое-то ненастоящее. Не совсем настоящее. В ее голосе слышалось скрытое неодобрение. Я принялся

защищаться. Имя, данное нам при рождении, мы выбираем не сами, и почему мы должны соглашаться с тем, что нам навязывают другие? А что касается фамилий, это самые обыкновенные ярлыки, придуманные для удобства властей, чтобы им было сподручнее за нами приглядывать, призывать на военную службу и собирать с нас налоги.

Теперь мы шли по траве. Наверное, в Сент-Джеймсском парке. Периодически я чувствовал солнце, но было вполне очевидно, что день уже клонится к вечеру.

Мне хотелось побольше узнать о своей собеседнице.

Ее звали Кэролайн. Она работала секретарем-машинисткой в фирме по импорту меха. Контора фирмы располагалась в Сохо. Обычно сразу после работы Кэролайн возвращалась домой в Патни, где жила вместе с родителями, но иногда заходила в кафе «АБС» на углу Пиккадилли вместе с подругой с работы. («Она очень хорошая, но страшно нудная».) Сегодня она в первый раз в жизни пошла в паб одна. Так что сегодняшний день стал приключением не для меня одного. Она вошла в «Орла», обмирая от страха. Для нее это было не просто питейное заведение, а целый мир, который до этой минуты существовал только в ее фантазиях. Прежде она никогда не бывала в подобных местах, ей было трудно представить, какие там собираются люди, и что там должно происходить, но ей почему-то казалось, что она обязательно встретит какого-нибудь богемного художника с дурной репутацией, и они познакомятся, разговорятся… И она познакомилась со мной. Иногда жизнь бывает такой предсказуемой…

На работе Кэролайн печатала счета на товар и деловые письма. Фирма была небольшая. В штате – пять человек. Я слушал, как завороженный. Все это было настолько нормальным, и в то же время настолько странным. Работа в конторе! Штатное расписание! Нормированный рабочий день! Служебные интриги! Служебный юмор! Для меня это был фантастический мир в миниатюре, этакая современная Лилипутия, милая и даже трогательная в своих мелких заботах. Кэролайн рассказала, что ей приходится много и напряженно работать, чтобы соответствовать высоким требованиям начальства в лице мистера Мейтленда, который помешан на экономии, и им приходится отчитываться за каждую ленту для пишущей машинки и за каждый лист копирки, а Джим, их посыльный, вечно дразнит ее и заигрывает, и они вечно спорят, какой брать сорт чая, и она часто мечтает о какой-то совсем другой жизни, может быть, более яркой и интересной, но эти мечтания слишком расплывчаты, чтобы описать их словами. Я вдруг поймал себя на совершенно безумной мысли, что мне хочется стать сопричастным этой волшебной стране лилипутов.