Утолю ваши печали. Бесплатно, но качественно - [5]

Наталья (возмущенно): Ты хочешь сказать, что даже вины не испытываешь?!

Владимир: Я?! За что? За то, что ты мне жизнь поломала, заставила покинуть родной город, уехать к черту на кулички, начинать все с нуля? За то, что разбила мне сердце? И я же должен винить себя?!

Наталья пытается что-то сказать, но от возмущения не произносит ни слова, только хватает воздух ртом. Наконец справляется с дыханием.

Наталья: То есть, ты хочешь сказать, что это ты — жертва? По-твоему, это я во всем виновата? Это я поломала тебе жизнь? Я тебе, а не ты мне? Так, да?!

Владимир (с неприкрытой злобой): А ты полагаешь иначе? Ну, знаешь!

В бешенстве встает, забирает пиво и уходит. Наталья остается за столиком в гордом одиночестве. Когда за ее спиной шаги Владимира уже не слышны, плечи ее опускаются, она зажмуривается, пытаясь сдержать слезы. От барной стойки за ней внимательно наблюдает Андрей. Берет стакан с недопитым коньяком, тарелочку с порезанным лимоном, подходит к столику и присаживается. Протягивает стакан.

Андрей: Выпейте. Я, правда, уже приложился, но Ирка опять умотала, ее теперь не дождешься. Выпейте, легче станет.

Наталья (мотает головой, глаза по-прежнему закрыты): Нет, мне нельзя, я за рулем.

Короткая пауза.

Наталья (открыв глаза): Спасибо. Спасибо, мне нельзя. К сожалению…

Андрей (сочувствующе): Он?

Наталья кивает.

Андрей: Так вот почему Владивосток…

Наталья вновь кивает.

Андрей: Потому что далеко…

Пауза.

Андрей: Поэтому-то вы и приезжаете сюда чуть ли не каждый вечер?

Наталья кивает.

Андрей: Надеялись на эту встречу, ждали ее. Хотели все изменить…

Наталья (едва слышно): Изменить? Нет, вряд ли… Не думаю, что что-то можно изменить. Нет, Андрюша, я просто хотела узнать, почему. Почему?.. Почему?!!

Пауза. Андрей понимающе периодически кивает головой, однако нужных слов найти не может. Наталья их и не ждет — она полностью погружена в себя, в тягостные воспоминания, лишь иногда произносит горько 'Почему?!', ни к кому не обращаясь. Андрей достает из кармана сигареты:

Андрей: Покурим?

Наталья смотрит на него безразличным, отсутствующим взглядом. Потом, сосредоточившись, кивает и берет сигарету, прикуривает от протянутой Андреем зажигалки, морщится.

Наталья: Вообще-то я не курю. Уже два с лишним года. Однако теперь, боюсь, сорвусь.

Молча курят. За барной стойкой возникает Ирина, возмущенно смотрит на парочку за столиком.

Андрей (Ирине): Что смотришь? Не видишь — плохо человеку! Плесни еще сто пятьдесят и Пепси, или Фанту — что там похолоднее.

Ирина (возмущенно): Щас! Все брошу…

Андрей: Вот именно: все брось и принеси! Да поживее! Клиент, между прочим, всегда прав!

Ирина наливает коньяк, выходит из-за стойки, со стуком ставит на столик стакан с коньяком и бутылку Пепси. Произносит сквозь зубы 'Ненавижу' и уходит на рабочее место.

Андрей протягивает Наталье стакан с коньяком.

Андрей: Может, все-таки выпьете? Бог с ней, с машиной, оставите на стоянке, завтра заберете.

Наталья: Нет, спасибо. Нельзя — значит нельзя. Утром на работу, как я без машины?

Андрей (с усмешкой): Как все, на метро!

Наталья (морщится): Ой, нет.

Андрей: Ну, как хотите. Тогда я сам выпью. А вы меня лимонадом поддержите.

Протягивает Наталье Пепси.

Андрей: Ну, за вас!

Махом выпивает, закусывает лимончиком.

Андрей: Так вот, значит, откуда у вас такая странная потребность разделить чью-то печаль. Потому что в свое время вам никто не помог, не посочувствовал.

Наталья (усмехается): Скорее, потому что кроме чужих людей, мне больше совершенно некому посочувствовать. Живу, как робот. Вроде все хорошо: карьера, квартира, машина, вроде, все есть, живи да радуйся. А оно почему-то не радует абсолютно. С утра до вечера как заведенная, то одно, то другое. И ни одного человеческого проявления. Никто никогда не поинтересуется, как я себя чувствую, какое у меня настроение. Да и я тоже ни у кого ни о чем не спрашиваю. Вот, нашла себе отдушину, аэропорт этот. Сначала действительно приезжала каждый вечер к владивостокскому рейсу, все надеялась, что он одумается и вернется. Потом надежда улетучилась, а я продолжала ездить по привычке. Или от скуки. Больше-то все равно некуда было деваться, разве что тупо сидеть дома перед телевизором. Я его терпеть не могу, телевизор — это последнее средство, утешение для безнадежно одиноких. Я-то, конечно, надежду уже похоронила, но себя хоронить перед телевизором еще немножко погожу. Вот и езжу, мотаюсь чуть не каждый вечер — хоть какое-то дело, какое-то занятие. Поначалу дико жалела себя, ничего вокруг не замечала. Потом однажды увидела плачущую женщину, и незаметно для себя пожалела ее. Не знаю, стало ли ей от моего сочувствия легче, но мне стало. Да-да, мне определенно стало легче, я поняла, что я не одна во вселенной такая обездоленная. Что кому-то, быть может, в эту самую минуту еще тяжелее, чем мне. И я перестала жалеть себя. Сочувствуя другим, излечилась сама.

Замолкает на короткое мгновение, потом продолжает с горькой усмешкой.

Наталья: Вернее, думала, что излечилась. Оказывается, все так же болею, просто загнала боль внутрь, глубоко-глубоко, так глубоко, что сама ее потеряла. А теперь вот нашла…