Утоли моя печали - [10]

– Кто это?! Кто это был?! Псих какой-то! Что он говорил? Не страна бомжатник! Про какую матку говорил?!

Когда служба схватила юродивого, заковала в наручники и потащила, толпа неожиданно бросилась на интеллигента, невзирая на крепких молодцов из охраны. Какие-то женщины, только что откровенно смеявшиеся, потянулись растопыренными пальцами к крикуну, пытались оцарапать и вцепиться в волосы, а втесавшийся к ним седой мужчина пытался пырнуть его древком российского флага – напоминая святого Георгия, бьющего змея копьем. Схватку, а вернее, шапочный разбор активно снимали на пленку всеми камерами и фотоаппаратами, хотя стражи порядка старались тому воспрепятствовать. Кортеж с президентом умчался, по пустынной, оцепленной улице сразу же пошли трамваи, замелькали «попугаи» вызванных на подмогу милицейских нарядов. Люди с криком побежали в разные стороны, служба стала заталкивать блаженного в спецмашину, а мужчина со знаменем вдруг сломал о колено древко, сел на тротуар и заплакал. Закованные в доспехи омоновцы снова перекрыли улицу, но взяли только одного «Георгия» за то, что надругался над государственным флагом, а привыкшие к подобным событиям московские жители организованно рассосались по подъездам и торговым палаткам.

На том и закончился этот неприятный уличный инцидент, никак впоследствии не отраженный ни в прессе, ни в истории тех сложных и суровых российских дней…

Taken: , 1

2

Капитан первого ранга Губский, будучи еще капитан-лейтенантом, служил на Тихоокеанском флоте на дизельной подводной лодке среднего класса в команде, сокращенно называемой Осназ, общий кубрик которой обычно располагается рядом с командирской каютой. Круг обязанностей у этого чисто офицерского подразделения был засекречен и напоминал обыкновенную радиоразведку. Они были попросту слухачами всех переговоров в эфире, которые происходили в зоне слышимости, и подбирали в спецкоманду людей, в совершенстве владеющих иностранными языками. Губский знал самый распространенный – английский, поэтому работы у него было много: американцы постоянно курсировали в нейтральных водах вдоль берегов Вьетнама, а советские подлодки контролировали их передвижение, находясь в своих квадратах. Выпускник иняза, призванный, можно сказать, против желания и воли, очень скоро увлекся своей службой, пристрастился слушать голоса над океаном, находясь на глубине, в чреве подводной лодки, – что еще может быть таинственнее? – привык к особому положению в команде и после двух положенных лет остался на флоте. А далее, в благодарность за любовь и мужество, морская судьба повела его по крутой лестнице вверх, так что порой он ощущал нечто вроде кессонной болезни.

Однажды ночью, патрулируя свой квадрат, подлодка, на которой служил Губский, всплыла на глубину десяти метров, то есть на высоту воздухозаборной трубы, запустила дизель для подзарядки аккумуляторов и легла в дрейф. Она напоминала уснувшую огромную рыбину, медленно несомую подводным течением, и, как рыба, инстинктивно и вяло пошевеливала рулями, дабы держаться на строго выдержанной глубине. При полном штиле это было безопасно, к тому же эфир молчал, и слухач отправился спать.

Но к утру сыграли подъем, и, едва выскочив из кубрика, он понял: случилось нечто серьезнее, чем учебная тревога. Команда передвигалась на цыпочках, матросы переговаривались шепотом, лодка продолжала дрейфовать, и в ее чреве стояла абсолютная тишина. Губский к тому времени был уже старшим в команде и досрочно получил звание капитана третьего ранга и потому был ответственным за свой участок работы, а это значит, не знал ни строгого регламента вахтовой службы, ни каких-то поблажек от командира. Лямку следовало тянуть, даже когда все остальные лежат пластом. Он прокрался на свое рабочее место, где уже была включена аппаратура прослушивания и записи, и тут выяснил, что произошло. Оказывается, безмятежно дрейфуя, подлодка каким-то не иначе как чудесным образом миновала кольцо боевого охранения и очутилась в четверти мили от знаменитого авианосца «Энтерпрайз», который давно курсировал в этом районе. И ни один шумопеленгатор на кораблях вероятного противника не засек ни гула дизеля, ни звука выхлопа. Можно было допустить случайное попадание в этот магический круг боевых кораблей, американцы, несмотря на рекламу и бахвальство, отличались матерым ротозейством из-за своей самоуверенности. Но чтобы повезло дважды, чтобы дважды войти в одну и ту же воду и выйти сухим, такое в морской практике случается очень редко, и потому шансов спасти положение у командира подлодки практически не оставалось. Корабли боевого охранения, оснащенные самым современным оборудованием, в конечном итоге все равно обнаружили бы чужую лодку, если уже не держали под наблюдением.

Теперь многое зависело от Губского: следовало получить хоть какую-нибудь развединформацию относительно замыслов американцев – умышленно впустили они советскую лодку в круг или все-таки прошляпили?

Радиоперехват переговоров «Энтерпрайза» с охранением пока был невразумительным, как обычно, бакланили о чем угодно, только не о деле, хотя, впрочем, этот треп в эфире мог быть и кодированной передачей информации. Около часа Губский слушал голоса и переводил разговоры непосредственно командиру, все до мельчайших подробностей, пока тот не убедился, что лодка остается необнаруженной. Авианосец дрейфовал в юго-восточном направлении, и, судя по перехвату, на нем шел авральный ремонт ходовой части, способный растянуться на трое суток. Уйти сейчас из круга было рискованно: во время ремонта охранение бывает особенно бдительным и есть реальная возможность пленения, а то и бомбежки глубинными бомбами. В нейтральных водах велась нескончаемая и необъявленная война: если ты оказался в подобной ситуации, если тебя не контролируют ни база, ни специальные вертолеты воздушного сопровождения, если ты работаешь как разведчик в бою, то и отношение соответствующее – могут расстрелять или потопить втихую, так что не будет никакого явного конфликта между государствами. Исчезла подлодка, сгинула на пятитысячеметровой глубине, и пойди свищи – даже водолазам не спуститься, чтобы установить истинную причину гибели. Так погибла уже не одна лодка с той и с другой стороны, и это относилось к естественным потерям, как на любой войне, неизбежным.