Утешение для изгнанника - [3]

— Дорогая сеньора Сибилла, — сказала, поднимаясь, сеньора Хуана. — Очень рада видеть вас здесь в добром здравии. А сеньора Мателине? Я знаю, вы можете сообщить нам только печальные новости…

— Да, — отрывисто сказала Сибилла, ее холодные глаза и лицо ничего не выражали. — Бабушка умерла в день Сретения, перед смертью она велела мне срочно ехать к вам.

— Тогда сядьте к огню, немного отдохните, — сказала сеньора Хуана. — Вы, должно быть, устали.

Сибилла села в резное кресло с мягкой обивкой, почувствовав себя так, словно сбросила громадное бремя. Молодая женщина не знала, как ее здесь примут. Она была единственной дочерью двоюродного брата Франсески Бернарда, но Франсеска была лишь снохой сеньоры Хуаны. Сибилла с Франсеской до сих пор едва слышали друг о друге и, разумеется, ни разу не встречались. Однако сеньора Хуана, казалось, была искренне довольна ее внезапным появлением в обеденное время вместе с выросшей в деревне служанкой и с намерением оставаться неизвестно как долго. Небольшой огонь в камине согрел озябшую в конце пути Сибиллу, откуда-то поблизости доносился запах жарящегося с травами ягненка.

— Мне здесь очень нравится, — вот и все, что она смогла ответить. — С вашей стороны очень любезно принять меня.

— Ну что вы, — сказала сеньора Хуана. — Я буду рада вашему обществу, и Франсеска, уверена, тоже.

— Знаете, мы ни разу не встречались, — сказала Сибилла. — Мать Франсески, Сесилия, и моя бабушка, Мателине, были сестрами. Но когда Сесилия родилась, бабушка уже была замужем. Во всяком случае, она так говорила. А потом Сесилия вышла замуж и переехала на Мальорку задолго до моего рождения.

— На Мальорке наш сын Хайме познакомился с ней, — сказала Хуана. — Пока не встретилась с вашей бабушкой, я думала, что ваша семья жила там в течение многих поколений. Но Франсеска никогда не говорит о своей семье. Это не такая уж редкость. Однако она очень милая женщина, очень ласковая, и мой сын обожает ее. — Промелькнувшее на лице выражение стерло приятную улыбку. — Это еще одна причина того, что мы рады вас видеть. Франсеска нас слегка беспокоит. Она робкая, нервная и не выносит долгого одиночества.

— Франсеска больна? — спросила Сибилла.

— Нет, не больна, — сдержанно ответила Хуана. — По-моему, вполне здорова. Дело в том, что она находит этот мир… э… неприятным. Надменный лавочник или дерзкий слуга могут сразу же вызвать у нее слезы. Хайме — мой сын — проводит с ней столько времени, сколько может, здесь или у нее в гостиной, но у него есть свои обязанности. Думаю, вы будете для нее большой поддержкой.

— Постараюсь всеми силами, сеньора Хуана, — сказала Сибилла. — Хотя не могу представить никого более любезного и доброжелательного, чем вы.

— Я ее свекровь, — сухо сказала Хуана. — Франсеска считает, что должна жить согласно уровню достоинств, который я — совершенно непреднамеренно — установила. Если б она не потеряла ребенка, которого носила в прошлом году — будто я сама не теряла нескольких — положение вещей могло быть совершенно иным, но теперь ей кажется, что она подвела нас всех. Глупое дитя, мы только заботимся о том, чтобы они с Хайме были счастливы. Но о чем я говорю? Вы, должно быть, очень устали и проголодались с дороги.

— Признаюсь, сеньора Хуана, этот соблазнительный запах с кухни заставил меня почувствовать, как я голодна, — сказала Сибилла.

— Замечательно, — сказала Хуана. — Если принесете в наш дом хороший аппетит, как и приятные манеры, все будут этому очень рады. Наша кухарка огорчается, если мы не оцениваем ее усилий. Фауста готовит для вас комнату, — добавила Хуана. — Должно быть, уже все сделано. Когда смоете дорожную пыль, мы пообедаем, а потом можете отдыхать, сколько угодно. Ужин будет, когда пожелаете. Я послала мальчика вывести Понса из кабинета, оторвать отсчетов. Хайме только что вернулся, и, думаю, сеньора, Франсеска присоединится к нам с минуты на минуту.

— Прошу вас, сеньора Хуана, — сказала Сибилла с некоторым беспокойством. — Не называйте меня сеньорой, особенно здесь, в Жироне. Я не имею на это права, и это будет смущать меня. Поскольку я даже младше вашей снохи, не могли бы вы называть меня просто Сибиллой? Мне так будет гораздо удобнее.

— Прошу прощения, — сказала Хуана. — Должно быть, вышло недоразумение. На расстоянии истина прискорбно искажается, так ведь? Стану звать вас Сибиллой, как если б вы были моей дочерью.

Она обняла молодую женщину и повела в отведенную ей комнату, где был затоплен камин, и на покрытом мрамором туалетном столике стояла теплая вода для умывания.

— Ну, дорогая моя, какова наша гостья? — спросил Понс Манет, входя в гостиную жены.

— Очаровательная, — сказала Хуана, — простая и, думаю, умная, но с превосходными манерами. Сказала, не хочет, чтобы ее называли «сеньорой Сибиллой».

— А почему? — спросил Понс. — Будь я знатным, то требовал бы, чтобы тебя называли «сеньорой».

— И не обращал бы внимания на то, как обращаются к тебе, — сказала с улыбкой его жена. — Она крохотная, меньше Франсески, и у нее тонкий, изогнутый нос, созданный для того, чтобы свысока смотреть на тех, кто занимает более низкое положение.