Утерянное Евангелие. Книга 1 - [76]

К Сигурду подошел тот, кто пленил Владимира, снял маску и оказался мужчиной лет сорока с выбритым подбородком и без усов.

— Как тебя зовут? — спросил главарь «черных».

Сигурд свесил голову на грудь и отрешенно ею покачал.

— Ну же! — потребовал «серебряная маска». — У тебя должно быть имя!

— Пошел на!.. — дерзко ответил пленник, сидевший на земле с прикрученными сзади дерева руками.

— Какое разочарование! — процедил «серебряная маска». — От новгородского воеводы я ожидал большего.

— О чем бы ты там ни договорился с нашим кормчим, это не продлится долго, — заявил Сигурд.

— С кормчим? — недоуменно переспросил «серебряная маска». Он сделал шаг к привязанному норвежцу и опустился перед ним на колено. Крупные блестящие металлические чешуйки на его плечах сверкнули в лунном свете. — Прямо сейчас мы могли бы помочь друг другу.

Сигурд поднял голову и недоуменно посмотрел на незнакомца.

— Я могу помочь Вальдемару сделаться королем его народа, — произнес мужчина с честным и открытым лицом. — Меня зовут Харальд Синезубый Гормссон.

— А что-то зубы у тебя не синие! — рассмеялся Сигурд, не доверяя собеседнику.

— Это детское прозвище, я тогда очень любил голубику… да я и сейчас ее люблю. Послушай, мы могли бы заключить союз, который сохранится на поколения!

— В тени креста? — уточнил Сигурд, вскинув брови.

— В тени благоволящего короля и церкви, которые поспособствуют развитию образования и просвещения.

— Я сознаю пользу образования и просвещения, но я воевода, а такие решения принимает регент Добрыня, — переложил ответственность норвежец.

Харальд Синезубый тщательно перекрестился, приложив руку в боевой перчатке сначала ко лбу, потом к груди, затем к левому плечу и наконец к правому. Он закрыл глаза и прочел про себя краткую молитву.

— Подумай о моем предложении, — сказал король Дании, вставая с колена. Харальд посмотрел на своего воина, взглядом приказав сторожить пленника, и ушел.

Торгисль был привязан к дереву точно так же, как и новгородский воевода. Только с ним никто не разговаривал. Сторожащий его дан сидел рядышком и перебирал четки. Торгисль закинул голову к небу и рассматривал в утреннем свете листья дерева, под которым он сидел. Судя по трещинам в корнях, дерево было старое и уже начало гнить. На высоте около пяти метров его венчало густое сплетение ветвей с темно-зеленой листвой, а в полутора-двух метрах над землей к стволу прилепилась птица поразительной красоты размером с ладонь. Преобладающая интенсивная бархатисто-зеленая окраска переходила на шее и голове в темно-голубую с алыми и вишневыми метинами. Глаза — большие, умные, черные.

По беспокойству птицы Торгисль почувствовал, что к ним кто-то подкрадывается. Почти не меняя положения головы, норвежец всмотрелся в заросли кустов за датским воином. Так и есть: там виднелся движущийся краешек одежды Улиты.

Торгисль медленно вернул голову в нормальное положение и сквозь ресницы осмотрел дана. Тот, видать, молился, чтобы не уснуть. Бросалось в глаза, что за последние часы он изрядно вымотался. Кожаный шлем сдвинут на затылок, светлые кудри спутаны, глаза мутновато-стеклянные, как у человека, которого вдруг разбудили и он еще не переступил рубеж между сном и явью. В движениях ощущалась некоторая неуверенность.

Когда норвежец убедился, что девушка смотрит на него, он слегка приподнял расставленные руки, чтобы она увидела на его запястьях веревки, уходящие за толстый ствол. Торгисль кивнул Улите головой — мол, поняла?

Это движение заметил его стражник.

— Ну же! — обратился к нему Торгисль. — Всего глоток!

Дан подумал, что пленник вымаливает у него воды из его кожаной фляжки, что лежала тут же на земле.

Страж взял фляжку, побулькал остатками воды, встал и подошел к Торгислю. По движению стража было видно, что он не собирается наклоняться к пленнику. Норвежец подумал, что дан сейчас будет лить воду сверху струйкой и открыл рот пошире. Но злой датский шутник просто вылил воду на землю рядом с ним.

Торгисль возмущенно захлопнул рот. Дан уже набрал в легкие воздуха, чтобы расхохотаться, но в этот момент к нему сзади бросилась Улита и воткнула в его поясницу свой нож, которым сутки назад она зарезала собственного дядю.

Страж с ножом в пояснице издал хриплый стон. Улита вынимала из него клинок, когда он развернулся и повалил ее на землю.

— В шею сзади! — скомандовал норвежец.

Девушка вонзила нож дану в шею с левой стороны.

— Еще! — приказал Торгисль.

Улита выдернула нож и вогнала его в датскую шею снова. Дан навалился на нее и душил за горло двумя руками. Девушка покачала клинком в шее стражника, и горячая кровь брызнула сначала ей на руку, а потом залила лицо. Дан забулькал и отвалился в сторону, пытаясь рукой задержать вырывающуюся из него жизнь. Он еще не умер, когда пленник приказал девушке:

— Быстрее разрежь мои путы!

Но девушка никак не могла отдышаться, она втягивала ртом утренний воздух вместе с кровью мужчины, стекающей по ее лицу, но ей все было мало.

Добрыня и Велига были привязаны к деревьям друг напротив друга. Когда Торгисль появился перед стражами, один из данов поднялся первым, и норвежец выверенным движением полоснул его лезвием по шее. Он даже глаз успел закрыть, зная, что в него брызнет горячим. Второй страж вскочил и успел занести меч, но Торгисль поднырнул под него и воткнул клинок прямо в солнечное сплетение — между нашитыми на кожаную куртку металлическими пластинами.