Успеть проститься - [23]

* * *

Адам, надеясь договориться с князем, как-то позабыл, что он не в состоянии разговаривать с кем-бы то ни было. Когда он вспомнил об этом обстоятельстве, оно его не обескуражило. «Пусть явится, там разберемся. Ему без слов должно быть понятно, что мне нужно». И Адам стал ждать дорогого гостя, хотя прежде грозы вряд ли стоило его ждать.

А грозы все не было. Погоды стояли душные, на голове Адама, в густых, спутанных волосах, трещало электричество; вокруг Шумска по ночам, как далекая канонада, слышалось громыхание; над городом гроза не разражалась. И в дом к Адаму являлись все не те гости. То не было никого, то вдруг скопом вспомнили об Адаме. Каждый день, неизвестно зачем, приходил Воробьев. Он рассказывал какую-нибудь свежую городскую сплетню и на прощание обещал не оставлять Адама в покое, навещать его почаще. «Вот друг у меня объявился, недоумевал Адам. — Что ему надо? Какая корысть от меня?»

Приходила медсестра, из поликлиники, чтобы сделать прививку от детской болезни — дифтерита. «Я никогда ничем в жизни не болел, — заявил Адам в письменном виде. — Колоть себя не позволю. Это мое личное дело, болеть или не болеть».

— Капризные какие, — сказала медсестра. — Вот для таких, не болевших ничем, детские болезни особенно опасны. Развели тут грязищу, — посмотрела она с неодобрением на петушка-королька и его помет, усеявший пол. — Инфекция может возникнуть, такая жара стоит.

Медсестра была в белой одежде, в халате, а Адаму всякая женщина в белых одеждах виделась невестой, ждущей жениха, и он, не владея чувствами, да и не желая ими владеть, попытался обнять ее, в ответ на что получил даже не пощечину, а подзатыльник. Из волос его с треском посыпались искры. «Не отвлекаться, — сказал себе Адам после ухода медсестры. — Есть дела поважней. Но в чем-то она права. Надо порядок в доме навести. Придет князь — а у меня хлев».

Напоминало о себе и государство. Приходил налоговый инспектор. Кто-то из соседей донес, что Адам занимается репетиторством без патента. Приходил милиционер, участковый инспектор. В милицию донесли, что Адам торгует наркотиками. Приходили агитаторы из команды мэра, желающего баллотироваться на второй срок. «Государство! — это было одно из самых нелюбимых Адамом слов. — Оставьте меня в покое! У меня свое дело».

Во вторник или среду этого ожидания, ожидания грозы, Адаму принесли бесплатный билет на концерт. Пупейко отмечал десятилетие своей деятельности и приготовил для горожан подарок: бесплатный концерт заезжих артистов и футбол с разыгрыванием лотереи. Адаму от этого праздника достался билет на концерт.

— В рамках благотворительной акции господина Пупейко, — сказали ему в лицо. — Для инвалидов и сирот.

Никогда еще в жизни Адама так не оскорбляли. «Это я инвалид? — грохнул он кулаком по столу, который не рассыпался от его удара лишь потому, что был сделан еще отцом и прошел все испытания застолий. — Да я скоро богаче вашего Пупейко буду!»

Разносчик билетов не был свидетелем его угрозы, он пришел торопливо и так же ушел, оставив Адама в одиночестве переживать оскорбление. «Я вашему Пупейко сам пришлю билет! Я сам…»

Он, решил Адам, сам устроит праздник. И никто в этот день не пойдет служить к Пупейко! Он, Адам, остановит время в городе, объявит восьмой день недели, долгожданный день, в который никто не заболеет, не умрет, не будет плачущих, нищих, обиженных, голодных, скупых, черствых сердцем, завистливых доносчиков, все будут в любви друг к другу и радости, с какой сравнимы лишь радость спасшихся от гибели, вышедших на волю из тюрьмы, вернувшихся на родину. Никто не утомится его праздником, никто не упьется до блевотины дешевым поддельным вином. Вино будет настоящее — веселящее дух. На его празднике не будет дешевой эстрады и гастролирующих артистов, все будут артистами, все будут петь, танцевать, играть. И сам Адам снова будет любимцем судьбы, l'homme du destin, артистом своей судьбы, каким он был когда-то, которому все трудное давалось легко, кто на распутье сразу выбирал верную дорогу, у кого как задумывалось, так и получалось.

«Ты же, Пупейко, был вором и останешься вором. А вору не дано завершить свои дела. И не знаешь ты, Пупейко, что такое настоящий праздник, настоящая радость. Ты думаешь, мне именно золото нужно?»

Праздник был нужен Адаму: свежий ветер в судьбе, новая песня. «Отчего поешь? Не оттого ведь, что богаче всех. Поешь оттого, что жив и будешь жить, что снова молод, что веришь любви, а не смерти, поешь от благодарности Отцу, не забывающему Своего Адама». Адам скинул билет от Пупейко на пол и пошел в пляс. «Ай, нету рода у меня, нету рода-племени. Ай, сгину я, ай да пропаду, погибну ни за грош».

Его, пляшущего, увидел Воробьев. «Ты кстати! — восторженно обнял Воробьева Адам. — Я теперь знаю, зачем ты ходишь ко мне. Надо тебя за это наградить чем-нибудь». У Адама была колода карт, ни разу не игравшая, коллекционные карты в сафьяновом футляре, — он ее протянул Воробьеву, даря. Воробьев не играл в карты, но толк в хороших вещах понимал. Пальцы его затрепетали, а голос остался равнодушным:

— Я сейчас без денег, мелочь одна в кармане. Вот, если хочешь, рупь, два, ровно три рубля.