Успеть, чтобы выжить - [34]

В Управлении, как теперь ясно, был личный осведомитель Крымова. Он постоянно держал его в курсе дел по китайской теме. И этим двойным агентом оказался Владимир Крупица. Не по своей воле, разумеется, просто Крымов, когда ему понадобилась информация из Управления, очень быстро нашел подход к бывшему чекисту Крупице. Видимо, раньше дорожки их где-то пересекались. Впрочем, это уже не важно. Важно, что Крупицу опередить не успели, и операция сорвалась. Таким образом, Крымов своевременно получил информацию о том, что он на крючке, и передал эту информацию в Брюссель. И Пастуха, и агента — дипломата Баданова, и все записи попытались уничтожить прямо во Флоренции. Но Константин Дмитриевич не зря перестраховался с курьером — Сергею удалось уйти. И тогда в дело вступил Крымов. Ему пришлось исправлять ситуацию импровизационно, прямо в Москве, и справился он с этим великолепно.

Голубкову не совсем понятно было, кто именно сообразил подсунуть Пастуху бомбу: то ли Крупица запсиховал, то ли Крымов надоумил. Да это и не важно. Дело было сделано наверняка — либо накрывают Голубкова вместе с пленкой, либо подставляют Пастуха, причем от пленки избавляются в любом случае. Выгорел второй вариант. Ну а дальше дело техники. Убрать Крупицу, оружие подсунуть Сергею, засветить его по ходу дела телефонным разговором и встречей, которую обязательно отснимут, а чтобы Пастух наверняка вышел на контакт — взять его семью в заложники (заодно можно и в дальнейшем ставить условия, если его не добьет Мокин или он сам не спятит от перенапряжения и попытается действовать. Тройная защита!). Вот что происходило на самом деле. А насчет машины Мокин совершенно прав — там были люди именно Крымова. Так сказать, последний штрих: позволить забрать у Сергея компромат («смит-вессон»), а потом помочь ему сбежать, чтобы навлечь еще больше подозрений.

Да, это вам не фунт изюма. Выполнено все превосходно. Ничего не скажешь.

Только вот что теперь делать? Далеко не все известно о Крымове, о его прошлых делах, а это значит, увы, что до сих пор далеко не все известно о его планах и его тактике. Едва ли такой человек идет на поводу у Брюсселя, но в таком случае — чего он добивается? Каковы его ближайшие действия? Наверняка это не известно. Но Константин Дмитриевич был уверен, что более подробная информация приоткроет не только это, но и объяснит неожиданную агрессивность Мокина. Ясно только одно — действовать надо быстро и кардинально, одним мощным ударом. Но такое возможно только после получения дополнительной информации, дня через два… А самое главное, что никакая информация не будет гарантировать жизнь Пастуху и его ребятам.

И когда Голубков понял, что помощи Пастуху и его ребятам ждать неоткуда, потому что официально они просто безработные бывшие офицеры Министерства обороны, совершившие несколько дерзких преступлений, когда понял, что даже сам не в силах сейчас помочь им и поддержать официально, решение осталось у него только одно. Он должен завтра же, то есть уже сегодня утром, выйти с ними на связь и посвятить их в курс дела. Если они уже и сами знают (по крайней мере.

Док точно в курсе), то информация просто поможет им сориентироваться. Вместе они продержатся ближайшие дни, а там уж Голубков постарается найти выход… Теперь вопрос: как связаться с ними надежно, но быстро? В Управлении их адреса известны, так что рисковать нельзя. Гарантировать конфиденциальность мог только телефон новой квартиры Артиста, которую он снял совсем недавно. Кто мог знать его Новый адрес, кроме ребят и самого Голубкова? Если только каким-то образом разнюхал Крупица, да и то вряд ли. Впрочем, он теперь все равно никого не сможет предупредить. А уж телефон новой квартиры Артиста точно никто, не мог знать… …Уснуть полковнику Голубкову удалось только около четырех часов ночи. Сон не принес ни облегчения, ни отдыха. Он встал разбитый, охваченный тревожным ожиданием, и только благодаря профессиональной привычке держаться в форме ему удалось привести себя в порядок.

День предстоял тяжелый.

По дороге в скромный трехэтажный особнячок в центре Москвы, принадлежащий Управлению, Голубков остановил машину у таксофона и набрал номер Артиста.

Таксофон не работал. Чертыхнувшись неслышно, Голубков перешел к следующему, и только на четвертый раз ему удалось дозвониться…

8

В этот день, восемнадцатого июля, Семен Злотников никуда не торопился и ничего не ждал, он просто лежал на диване кверху пузом в блаженной расслабленности и думал о том, что впервые за несколько лет ощущает спокойствие.

Спокойствие и еще, как это ни странно, свое имя. Ощущает, что он не солдат, готовый в любую минуту к войне и ее жестокости, что он не бывший боец спецназа, прозванный Артистом своими друзьями братьями по оружию, с которыми был сначала вышвырнут из армии военным начальством, а потом так же быстро гражданским начальством нанят для «специальных мероприятий» (той же самой войны, только завуалированной секретностью), а обычный беззаботный молодой человек Семен Злотников. Его не нервируют проблемы, его не беспокоит неустроенность и уже не так раздражает это постоянное чувство вязкого тумана, когда совершенно непонятно, что с ними будет послезавтра, потому что завтрашний день может оказаться последним. И дело не в том, что все это его больше не волновало, просто теперь он мог думать об этом спокойно, из состояния равновесия.