Успешное покорение мира - [18]

— Айда на колесо обозрения, — скомандовал он. — Не стоять же здесь до утра.

У билетного киоска своенравная Олив помешкала, хмурясь и озираясь по сторонам, как будто еще сохраняла надежду на появление соперника Рипли. Но когда подвесные кабины остановились, она позволила себя уговорить, и три парочки, каждая со своими проблемами, неспешно поплыли вверх.

Путь кабины повторял воображаемую линию небесного купола, и Бэзил подумал, как хорошо было бы оказаться здесь в другой компании, а то и в одиночестве: снизу ярмарка подмигивала огоньками разнообразия, а темнота, что вечно подкарауливает у границы света и ставит заслон последним затухающим лучам дня, приобретала бархатистую мягкость. Но Бэзил не мог обижать тех, кто не был ему ровней. Минуту спустя он повернулся к сидевшей рядом девушке и для приличия осведомился:

— Вы откуда — из Сент-Пола или из Миннеаполиса?

— Из Сент-Пола. Учусь в школе номер семь. — Она вдруг придвинулась совсем близко. — А ты, как я погляжу, бойкий, — поощрила она Бэзила.

Положив руку ей на плечо, он почувствовал тепло ее кожи. Их кабина опять оказалась на самом верху, выше было только небо, и опять они заскользили вниз под протяжные стоны далекой каллиопы[7]. Старательно отводя глаза, Бэзил привлек девушку к себе и, дождавшись очередного подъема в темноту, нагнулся, чтобы поцеловать ее в щечку. Это прикосновение взволновало его, но краем глаза он случайно увидел ее лицо… и порадовался, когда внизу ударил гонг и колесо, замедлив ход, остановилось Не успели три парочки собраться у выхода, как Олив завопила от восторга:

— Вот же он! Билл Джонс, мы только сегодня познакомились — у меня с ним свиданка.

Походкой циркового пони к ним направлялся парнишка примерно одних с ними лет, который с ловкостью тамбурмажора вертел в руках бамбуковую тросточку. Предусмотрительно выбранное имя не могло обмануть трех приятелей: это был не кто иной, как их сверстник и однокашник симпатяга Хьюберт Блэр.

Он остановился прямо перед ними. Дружески хмыкнул вместо приветствия. Снял шляпу, покрутил ее на пальце, уронил, поймал и лихо надел набекрень.

— Что ж ты, красава, — обратился он к Олив. — Я тебя пятнадцать минут ждал.

Хьюберт Блэр сделал вид, что собирается ее отдубасить: она захихикала от восторга. Он мастерски выбирал такой тон, который безотказно действует на девушек четырнадцати лет, а также на непритязательных дамочек постарше. Его фантастически тренированное, изящное тело всегда находилось в движении. У него был симпатичной формы нос, обезоруживающий смех и трезвый дар лести. Когда он вытащил из кармана ириску, положил на лоб, подбросил вверх и ловко поймал губами, даже сторонний наблюдатель мог бы с уверенностью сказать, что у Рипли не осталось никаких шансов.

Вся компания была настолько увлечена этим представлением, что никто не заметил, как глаза Бэзила вспыхнули надеждой, а ноги молниеносно сделали четыре шажка назад — с проворством, какому позавидовал бы благородный грабитель: он шмыгнул в щель между полотнищами какого-то шатра и попал в безлюдный павильон «Тракторы и комбайны». Здесь можно было перевести дух; ему пришло в голову, что Рипли пока ни сном ни духом не ведает, какой подарок ждет его этим вечером, и при этой мысли Бэзил в потемках согнулся пополам от неудержимого хохота.

Через десять минут в другом конце ярмарки некий молодой человек энергично и осмотрительно шагал в ту сторону, где готовилось пиротехническое шоу; при ходьбе он размахивал только что купленной бамбуковой тросточкой. Встречные девушки поглядывали на него с интересом, но он знал себе цену; на одно краткое мгновение он устал от людей… в суматохе жизни это мгновение осталось почти незамеченным: он упивался длинными брюками.

Купив билет на трибуну, он вместе с толпой обошел ипподром в поисках нужного сектора. Люди в форме армии северян катили пушку для театрализованного представления «Битва при Геттисберге», и, когда он остановился поглазеть, откуда-то сзади донесся голос Глэдис ван Шеллингер.

— Бэзил, если хочешь, присоединяйся к нам.

Бэзил обернулся — и был принят. Он обменялся любезностями с мистером и миссис ван Шеллингер, которые доброжелательно представили его своим знакомым («Это сынок Алисы Райли») и распорядились, чтобы для него поставили стул в первом ряду их ложи, рядом с Глэдис.

— Ой, Бэзил, — шепнула она, просияв, — какое чудо, правда?

Это и впрямь было чудом. Его захлестнула волна добродетели. Сейчас он даже не представлял, как можно было предпочесть общество тех простушек.

— Бэзил, какое чудо, что мы едем в Новую Англию, правда? Возможно, мы даже окажемся в одном поезде.

— Не могу дождаться, — с серьезным видом заверил он. — Я сегодня в длинных брюках. Пришлось купить в связи с предстоящим отъездом.

К нему наклонилась одна из сидевших в ложе дам.

— Я хорошо знаю вашу маму, — сообщила она. — А также одного из ваших друзей. Рипли Бакнер — мой племянник.

— О, как интересно!

— Рипли — такой милый мальчик, — просияла миссис ван Шеллингер.

И тут, как по заказу, перед ними возник Рипли Бакнер. По опустевшему и теперь ярко освещенному полю ипподрома двигалась небольшая, но чудовищная процессия, будто сбежавшая из цирка уродов. Ее возглавляли Хьюберт Блэр и Олив: Хьюберт выписывал кренделя и, как тамбурмажор, вертел тросточку под одобрительный аккомпанемент визгливого смеха Олив.