Услышь моё молчание - [9]

Остальные были менее интересны, как объекты для изучения. Игорёк, подрабатывающих личным шофёром, заботился только о своём кошельке, да чтоб баб было побольше. У него даже разговоры были только о бабах. Особей женского пола он только так и величал, видимо не вызывали женщины у него уважения. К нему потрепаться о жизни часто присоединялись Вадик и Сержик, обычные тупые дуболомы, для которых в жизни главное деньги, развлекуха да пиво ящиками. Что-то более крепкое хозяин употреблять запрещал. Кстати, именно последнего Герман имел счастье приложить дверью во время своей первой неудачной попытки побега. С тех пор охранник не забывал обтачивать об него свой однообразный юмор, который выше члена не поднимался. Правда, дальше унизительного зубоскальства дело не шло. Все охранники прекрасно понимали, а может, им Удав мозги промыл, что личную игрушку шефа надо хранить как зеницу ока и, не дай бог, тронуть своими грязными лапами.

Был и ещё один персонаж, который ужасно раздражал Германа. Довольно смазливый крупный парень по имени Витёк. Он чаще всего сопровождал пленника на прогулках по территории загородного дома. Много молчал и почти всё время либо отводил, либо опускал взгляд себе под ноги. Зато спиной Герман просто чувствовал его липкий неприятный взгляд. И он затруднялся сказать, что было хуже: эти скользкие раздевающие подглядывания или отвратительный и грязный юморок Сержика. Хотя последнее раздражало всё-таки больше. Надо отдать должное этому парню, несмотря на непроходимую тупость, образовавшуюся вследствие перетекания мозга в мышечную массу, у него хватало ума унижать Германа только наедине. Вероятно, он опасался, что кто-то из коллег по ремеслу доложит Удаву или Артуру, и тогда ему не поздоровится. Никто не давал ему привилегии унижать пленника, это было позволено только хозяину.

Герман только выглядел беззащитным хрупким мальчиком, жестким волевым характером он отличался с детства. Упорные тренировки сумели воспитать в нём ещё и терпение, которое и помогало ему выжить в лапах Шерстобитова. Своего часа он дождался. В доме была небольшая комнатка, куда мог входить только Удав. Дверь туда всегда была закрыта, но однажды, буквально на секунду, Герману удалось заглянуть туда. Он сразу же понял, что весь дом и территория просто напичканы камерами наблюдения. Удав всегда был в курсе, что творится вокруг. Герман стал целенаправленно и по возможности незаметно искать камеры. Он был просто поражён, когда обнаружил миниатюрные устройства в спальне Артура, где ему приходилось теперь обитать. Даже в ванной была камера. Это было крайне неприятным открытием. Также Герман приметил несколько камер в саду. Именно там он спровоцировал Сержика на агрессию. В очередной раз выслушивая поток грязи, он, специально отвернув лицо от камеры, вдруг Удав мастер читать по губам, жёстко и хлёстко ответил. Не ожидавший такого поворота Сержик, толкнул Германа на землю, выкрутил руку и пошло погладил по заднице, издеваясь. Потом, как котёнка за шиворот, поднял на ноги, грубо отряхнул одежду и велел лишний раз не тявкать. На следующий день Сержик исчез, а другие охранники с опаской ещё какое-то время поглядывали в сторону Германа. Это была маленькая, почти крохотная победа над более сильным противником, которая вселила надежду, что и великая когда-нибудь да придёт.

Через неделю в их привычной компании появилось пополнение. Весьма странное, к слову, пополнение. Новый охранник совершенно не был похож ни на бабника Игорька, ни на тупицу Вадика, ни на хама Сержика. В его светлых холодных глазах не было затаённой похоти Витька. Там было презрение и лёд, а ещё ум. Весь его внешний вид просто вопил о том, что этот человек не бандит, а, скорее всего, бывший военный. «Что же ты, вояка, забыл в окружении Артура? — задавал не раз мысленно вопрос Герман, идя впереди нового охранника на прогулках. — Ты здесь слишком инородно сморишься. Словно ястреб среди ворон». Почему-то этот светловолосый подтянутый парень нравился Герману, даже несмотря на его презрительное отношение. Вероятно, его ещё никто не посвятил в детали, а может, охраннички на самом деле и сами не знали подробностей появления пленника в загородном доме. Попытки сбежать Герман временно прекратил в силу их бессмысленности, и Стас, так звали новенького, скорее всего, считал его взбалмошным любовником нового работодателя. Парня было искренне жаль, ведь как только он всё поймёт, обратной дороги для него не будет. Удав не даст сорваться с крючка. Он либо будет работать на Артура, либо… О втором варианте думать не хотелось. Герман понял, что этот Стас может стать его единственным шансом на спасение. Тем более что спасать придётся и собственную жизнь, да и свободу тоже.

Герман хотел как-то сблизиться со Стасом, при этом не вызвав ненужных подозрений. Ему кровь из носа необходимо было переломить его отношение к себе, заставить поверить, что всё не так, как кажется. Пока он перебирал варианты, обстоятельства сами нашли выход из сложного положения. Только Герману пришлось заплатить за это весьма дорого. Гордостью и кровью. А если начать по порядку, то несколько дней спустя он заметил приоткрытую дверь в кабинет Артура и его брошенный телефон на столе. Обычно таких проколов не случалось и, быть может, всё дело было в том, что Шерстобитов накануне изрядно перебрал, а с утра пришлось решать какие-то дела. Пока Герман гулял во дворе под присмотром Стаса, хозяин кабинета отправился спать, позабыв закрыть дверь. Пленник сориентировался быстро и шустрой мышкой прошмыгнул в приоткрытую дверь. В доме он имел относительную свободу, и его исчезновение на несколько минут вполне могло остаться незамеченным. Герман трясущимися руками схватил телефон и попытался сосредоточиться и вспомнить номер дяди Романа или хотя Глеба. Но как назло цифры не хотели вспоминаться. Обычно номера, как у многих были просто забиты в память телефоны, и чтобы связаться с человеком, нужно было лишь найти его имя. И вот сейчас Герман жалел, что не запомнил намертво эти чёртовы номера. Он глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться. В телефоне Артура обязательно должен быть номер Альбины. Так и оказалось, и через несколько гудков Герман услышал недовольный голос своей мачехи: