Услады Божьей ради - [147]
В той местности пропали два малолетних ребенка. Тел их не нашли, и полицейские заподозрили, что детей для совершения каких-то загадочных таинств похитила эта же группа. Девушка не хотела или не могла ничего сказать. Она кричала благим матом и каталась в приступах, которые несколько веков тому назад сочли бы за явные признаки одержимости. Врачи потребовали прекратить допросы. Так что картина, как ее пытались восстановить следователи, оставалась довольно неясной. Обвинения в адрес Алена были тяжкими, но неопределенными. Речь могла идти о втягивании малолетних в развратные действия, о кровосмешении, о похищении, может быть, об убийстве и о насилии со смертельным исходом. А главное, можно было говорить о какой-то чрезвычайно неясной атмосфере подчинения ума и тела, извращения и мистики, черной магии с примесью наркотиков, с применением автоматов и, в конечном счете, с признаками одержимости. Впору было подумать о вмешательстве нечистой силы. Дьявол в этой истории предстал в облике современного молодого человека, использующего модную современную лексику и прибегающего к ритуалам, пришедшим из глубины веков.
Полиция, естественно, произвела обыск у девушки и у ее родителей. Они жили в комфортабельной, почти роскошной квартире возле улицы Помп, между улицей Латур и улицей Деборд-Вальмор. Семейные секреты стали достоянием газет. У отца были любовницы, у матери — подружки. Одна из них спала с отцом и покушалась на дочку. Все это было ужасно банально, и вы, надеюсь, не ждете, что я буду излагать здесь подробности, просочившиеся в прессу. Эрик, брат Жизели, был довольно странным типом. Я видел его раза два или три. Он охотно выдавал себя за лучшего друга Алена, хотя его взглядов он не разделял. Я готов поклясться, что они друг друга скорее ненавидели. Эрик коллекционировал каски вермахта и ремни эсэсовцев, любил прогуливаться в длинных плащах невероятных цветов, афишировал суровую сдержанность, обнаруживал любовь к деньгам и празднествам, любовь к изысканной эзотерической и надменной поэзии и под наигранной мужественностью скрывал явную склонность к гомосексуализму.
Жизель вела дневник. Полиция забрала его. Это была большая черная тетрадь в обложке из искусственной кожи, куда она на протяжении трех или четырех лет записывала свои мысли о том, что ей было дорого. Этот девичий дневник, лишенный каких-либо литературных достоинств, тут же приобрел ценность, выражавшуюся в астрономических цифрах, хотя еще накануне ни один издатель не дал бы за него и сантима. Директора издательств, владельцы крупных газет, всякого рода спекулянты сцепились в жестокой схватке, чтобы заполучить дневник. Черная тетрадь в принципе была опечатана. Однако в результате различных темных махинаций и в обход закона, нарушенного уже в который раз, Эрик снял фотокопию, и большой иллюстрированный журнал за огромные деньги и с крикливой рекламой издал обширные выдержки из дневника. Они имели шумный успех. Это была душераздирающая смесь рассуждений едва вышедшей из детского возраста девушки и наивной чертовщины. В дневнике говорилось, естественно, о ее брате, о родителях, о ее друзьях и об Алене. В опубликованном варианте все фамилии были изменены. Но имена сохранились. Мне было нетрудно узнать их обладателей. В этих заметках, мало что говоривших широкому читателю, я с изумлением обнаружил следы нашей семьи, совершенно неожиданные в еженедельнике, специализировавшемся на сенсационных новостях: «Ален. Услады Божьей ради». (Эта формула, как указывалось в журнале, была подчеркнута красными чернилами.) «Услада Божья. Я больше не верю в Бога, но мысль о его усладе меня волнует. Ален мне говорит о народе. Я предпочитаю Бога, нашего Бога, отсутствие Бога». Дальше следовали рассуждения о битлах и о «Черных пантерах».
И вновь мне подумалось, что наша семья подошла к своему финалу: она совершила полный оборот по своей орбите. Упоминание о ней можно найти в средневековых хрониках Жуэнвиля и Виллардуэна, в «Надгробных речах» Боссюэ, в «Мемуарах» Сен-Симона и Шатобриана, в письмах Марселя Пруста. И вот теперь наша фамилия мелькала в бульварном журнале в рубрике скандалов. Но можно ли было сказать, что это все еще наша семья? Претерпевшая серию изменений, ставшая совершенно иной, она превратилась в собственную тень, неузнаваемую и, тем не менее, идентичную самой себе, как негатив по отношению к фотографии. Она превратилась в собственное отрицание. Через две-три недели Жизель Д. добралась кое-как до окна и выбросилась из него. И во второй раз тоже ей не удалось избежать своей судьбы. Умерла она не сразу, а на четвертый день, после жестоких мучений. Мало знал я мужчин и женщин, к кому судьба была бы столь жестока.
Был выписан ордер на арест Эрика и Алена. Но они в тот же вечер пересекли границу. Их видели — но были ли то они? — в Македонии, в Ираке, в Афганистане. Один кинодеятель уверял, что встречал их в Непале. Мне это показалось вполне вероятным. А шесть или восемь месяцев тому назад в больнице в Нумеа от сыпного тифа умер какой-то юноша. Он жил под чужой фамилией, и в его документах обнаружили грубые подчистки. Вскоре удалось установить его подлинную личность. Это был Эрик. Два или три года назад такая новость стала бы сенсацией, а на этот раз только местная газетенка откликнулась на нее заметкой в несколько строк. Парижские газеты и еженедельники, когда-то дравшиеся из-за фотографий Эрика и его сестры, равно как и иллюстрированный журнал, опубликовавший отрывки из черной тетради, на этот раз ни словом не обмолвились. Кажется, в тот момент проходили выборы или же какой-то новый скандал вытеснил собой все старые. А может быть, в ту пору проходил Салон автомобилей или «Тур де Франс», которым в прошлом, когда наш закат был еще великолепен, так увлекался мой дед. Кажется, победителем тогда был Эдди Меркс, а может быть, Луис Оканья. Однако после ухода из жизни тети Габриэль и дедушки у нас в семье — от которой, впрочем, остался теперь только я один — велогонками никто уже не интересуется. Порой я задумываюсь, не состарился ли и «Тур де Франс» после стольких лет славы и триумфа, совсем как наша семья.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Им пришлось бежать из дома. Они не хотели его убивать — так получилось. Они хотели совсем другого — жить не в бидонвиле, а в нормальном доме, где есть окна и двери, спать в настоящих кроватях, запускать воздушного змея, видеть, как улыбается мать. Бабушка, уехавшая жить в Америку, хотела взять их с собой, но он не разрешил. Он мечтал быть героем — хотя бы в их глазах. И думал, что увесистые кулаки убедят мальчика и девочку в том, что их отец — настоящий герой. Но настоящие герои ни перед кем не лебезят. Они случайно увидели, как он пресмыкается перед хозяином автомастерской, и в тот же самый миг для них он умер.
Неуловимое течение времени… Молодость, дружба, музыка, кино, поцелуи, любовь… — все вибрирует Beatles. Магия иностранного языка, гениальное место — Кембридж… Иллюзии влюбленного Криса, что все это никогда не забудет, он хочет верить в абсолютную страсть.С легкой улыбкой автор рассказывает нам о сладких и горьких потерях при вступлении во взрослую жизнь. Моменты вечности и волнения смешиваются с тоской, непринужденной грацией… и музыкой языка.
Олега Зайончковского называют одним из самых оригинальных современных русских прозаиков. Его романы «Петрович», «Сергеев и городок», «Счастье возможно», «Загул» вошли в шорт-листы престижных литературных премий: «Русский Букер», «Большая книга» и «Национальный бестселлер».Герой романа «Тимошина проза» – офисный служащий на исходе каких-либо карьерных шансов. Его страсть – литература, он хочет стать писателем. Именно это занимает все его мысли, и еще он надеется встретить «женщину своей мечты». И встречает.
Прозаик Игорь Сахновский – автор романов «Насущные нужды умерших», «Человек, который знал всё» (награжден премией Б. Стругацкого «Бронзовая улитка», в 2008 году экранизирован) и «Заговор ангелов», сборников рассказов «Счастливцы и безумцы» (премия «Русский Декамерон») и «Острое чувство субботы».«Свобода по умолчанию» – роман о любви и о внутренней свободе «частного» человека, волею случая вовлечённого в политический абсурд. Тончайшая, почти невидимая грань отделяет жизнь скромного, невезучего служащего Турбанова от мира власть имущих, бедность – от огромных денег, законопослушность – от преступления, праздник – от конца света.