Услады Божьей ради - [112]
В Плесси-ле-Водрёе еще бывали потом счастливые дни. Но уже не такие, как прежде. Многие из нашей семьи, мужчины и женщины, умирали в старом замке. Но кончина самого младшего из нас явилась как бы предвестницей, прозвучала погребальным звоном для всей семьи. Похоронили его на кладбище в Русете, а отпевали в часовне, где венчались Анна и Мишель. Мишель Дебуа был в тюрьме, как предатель. А Юбер умер. Для Элен прежде всего, да и для Анны, для дедушки и для всех нас что-то навсегда изменилось в семье и в доме. Отныне нам было трудно смеяться и чувствовать себя счастливыми. После стольких веков, прожитых там, после стольких пережитых трудностей, после стольких несчастий и радостей Плесси-ле-Водрёй уходил от нас.
Какой парадокс! Ведь никогда еще Плесси-ле-Водрёй не был так близок, так удобен, так приятен. Вы вспоминаете, что еще в начале века мы совершали туда долгое путешествие, уезжали туда на полгода, как в глухую провинцию? Накануне Второй мировой войны мы приезжали туда уже на несколько дней на каникулы, которые становились все короче, не только на Пасху или на Рождество, но и на Троицу и на праздник Всех Святых. Потом стали приезжать в «ситроенах» и в «пежо» на уик-энд, а то и только на воскресенье. Мы привозили друзей просто пообедать или поужинать. Они проводили здесь несколько часов и уезжали. Мы оказались почти что у самого Парижа. Это был уже не замок, а дача, дом со всеми удобствами или, как это называлось в официальных, противных нам документах, загородная резиденция. Там было теперь четыре ванные комнаты, водопровод более или менее во всех помещениях, система отопления на мазуте, стоившая огромных денег. «Это все современное», — говорил дедушка с отвращением. Но черепица на крыше обваливалась. Деревянные конструкции приходили в негодность. Кровельщик, г-н Тиссье, и плотник, г-н Но, предупреждали нас: если не хотите неминуемых катастроф, надо срочно предпринять целый ряд работ. Боже! Правда? Да. Это было правдой. Мы вглядывались в стены: они разрушались. Пирамидальные башенки на крыше в необычном стиле, заимствованном не то в Бургундии, не то в Баварии, не то в Византии, не то в Персии, пошатывались от ветра. Осенние ливни и зимние бури, которые мы раньше так любили, стали нашими врагами. Стало вдруг ясно, что камни и стропила устарели, как и наши идеи. Мы так уважали преклонный возраст и прошлое, а они уже начали нас предавать.
Нужны были средства, чтобы починить кровлю, стропила, водостоки, потолки, поддерживать в добром здравии дубы. И мы с ужасом констатировали, что их-то, я имею в виду — средств, у нас и не было, тогда как потолков, крыш и стропил было хоть отбавляй. Дубов, слава Богу, — тоже. Вот дубы-то мы и начали продавать. Однажды вечером, усевшись вокруг деда, мы открыли большие книги, где были перечислены все наши деревья. Сосчитали подрост, взрослые деревья, поросль и старые деревья. Самые старые были самыми красивыми. Жить рядом с ними значило жить воспоминаниями. Мы нашли там планы, набросанные еще г-ном Дебуа. После смерти Жака настал мой черед заниматься лесом. Я в этом разбирался явно хуже, чем г-н Дебуа. Документация, налоги, контроль, классификация с каждым днем становились сложнее. Как мы ненавидели все эти бумажки, в которых ничего не понимали! Современный мир представал перед нами в виде непроходимых зарослей документов, джунглей счетов и распоряжений. У нас оставалось все меньше и меньше народа, чтобы косить луга и поддерживать дороги, все больше и больше расходов и все меньше доходов. Каждая мелочь служила дедушке поводом, чтобы вспоминать прошедшие годы: охоту с герцогиней д’Юзес на озере Четырех Ветров, комичную сцену с соседями В. — после гибели Робера мы называли их «бедняги В.» — у Зеленых Деревьев, какую-нибудь беседу с Жюлем в 1880-м, а может, в 1881 году. Из-под поваленных дубов, сквозь недостающие денежки прорастал целый мир разноцветной и шумной жизни: своры собак, раздирающих оленя или то, что от него осталось, амазонки, за которыми гнались обезумевшие от страсти поклонники, красные камзолы, а в них — беззаботные, сильные и высокомерные люди, верные слуги, занимавшие свое строго определенное место в системе и дотрагивавшиеся до руки моего деда, снимая фуражку. Все это умерло.
Мы продавали деревья, продавали целые леса. Дубы катились в бездну, и их все не хватало. Дедушка приходил прощаться с ними перед тем, как пила и топор вонзались в их стволы. Он вставал перед ними. Смотрел на них. Дровосеки ждали. Наконец молча уходил, заложив руки за спину. Тогда, поплевав на ладони, рабочие говорили: «Ну, начали!»
Вести из Парижа тоже были нерадостными: доходные дома на бульваре Осман давали мало прибыли. Дедушка недоумевал: что же это происходит? Вот уже сто пятьдесят лет мы жили за счет наших лесов и наших доходных домов в Париже. Что же происходило в этом удивительном мире? И мы погружались в социологические и политэкономические теории, которые проще было бы резюмировать в двух словах: мир менялся.
Не будучи очень умными, мы совершали одну за другой грубейшие ошибки. Не хватало Дебуа-отца. А еще больше — Мишеля. Мы теряли много денег. О нас ходили слухи, и некоторые из них, ужасно жестокие, доходили до нас, слухи о том, что мы совершили много других ошибок, что если бы мы были более быстрыми в наших реакциях, более расторопными и менее отсталыми, то могли бы спасти Юбера. Лет тридцать тому назад он бы умер наверняка. Но в наши дни он мог бы выжить, он должен был бы выжить. Мы действовали, разумеется, как делалось тридцать лет назад. И он умер. Нас угнетали новые времена с их возросшими возможностями и великими надеждами. Нам казалось, что мы больше не в состоянии успевать за временем, что оно ускользает от нас, что мы не способны справиться с новой скоростью, с новыми сложностями. На нашу долю выпадало много неприятностей. Все вдруг начало трещать по швам. А что мы могли сделать? Мы стали распродавать. Так было проще. Дома, картины, инкрустированный драгоценными камнями жезл маршала Франции, деревья, еще деревья, опять деревья. Какой ужас! Глядя на это, Клод шептал со смешанным чувством грустной иронии и горького удовлетворения от того, что он понял это раньше других: «Все идет прахом».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Герой книги – алжирский подросток – любит математику, музыку и футбол. Он рано понял, что его, рожденного в семье бедняков, ничего хорошего в этой жизни не ждет: или тупая работа за гроши на заводе, или вступление в уличную банду. Скопив немного денег, он с благословения деда решается на отчаянно смелый шаг: нелегально бежит из Алжира во Францию.Но опьянение первыми глотками воздуха свободы быстро проходит. Арабскому парню без документов, не знающему ни слова по-французски, приходится соглашаться на любую работу, жить впроголодь, спать в убогих комнатушках.
Олега Зайончковского называют одним из самых оригинальных современных русских прозаиков. Его романы «Петрович», «Сергеев и городок», «Счастье возможно», «Загул» вошли в шорт-листы престижных литературных премий: «Русский Букер», «Большая книга» и «Национальный бестселлер».Герой романа «Тимошина проза» – офисный служащий на исходе каких-либо карьерных шансов. Его страсть – литература, он хочет стать писателем. Именно это занимает все его мысли, и еще он надеется встретить «женщину своей мечты». И встречает.
Прозаик Игорь Сахновский – автор романов «Насущные нужды умерших», «Человек, который знал всё» (награжден премией Б. Стругацкого «Бронзовая улитка», в 2008 году экранизирован) и «Заговор ангелов», сборников рассказов «Счастливцы и безумцы» (премия «Русский Декамерон») и «Острое чувство субботы».«Свобода по умолчанию» – роман о любви и о внутренней свободе «частного» человека, волею случая вовлечённого в политический абсурд. Тончайшая, почти невидимая грань отделяет жизнь скромного, невезучего служащего Турбанова от мира власть имущих, бедность – от огромных денег, законопослушность – от преступления, праздник – от конца света.
Ришар Мийе – современный французский писатель, издатель, великолепный стилист, как никто понимающий необходимость «культуры» языка для любого народа.Автор затрагивает очень важные темы – одиночество, поиск себя, попытка понять, как жить с тем, что тебе дала природа, и при этом не чувствовать себя вечно несчастным.