Ушкуйники - [2]
Писательница показывает значение для Новгорода торговых связей с немецкими купцами Ганзейского Союза, правдиво и выразительно описывает жизнь и суровый быт немецкого двора в Новгороде, обособленность немецких купцов от русских, противоречия между их мастерами и подмастерьями, учениками (кнехтами).
С разными людьми и их судьбами среди ганзейских купцов знакомит писательница (мейстер Яган Нибур, Генрих Тидеман).
Перед читателем проходят яркие картины жизни новгородцев: улицы города, веселый, шумный торг, убранство домов боярско-купеческой верхушки общества, патриархальный семейный быт. Хорошо использованы народные песни. Самая интересная часть книги - описание похода ушкуйников. Тут показано и опасное плавание по «Ладожскому морю» и первые встречи с местным населением - чудью.
Запоминается обаятельный образ юной Иньвы - девушки из племени чудь, которая с риском для жизни спасает Оверку в момент нападения на него в глухой пещере.
Эта повесть, как и другие произведения Б. М. Прилежаевой-Барской, несет вам, юные читатели, разнообразные знания о жизни народов нашей Родины в прошлом и вызывает необходимое для каждого советского человека чувство законной национальной гордости.
Свою последнюю книгу - «Ушкуйники» Бэла Моисеевна писала уже тяжело больная. Закончить ее полностью она не успела. Повесть доработана писательницей Ксенией Николаевной Шнейдер.
Н. Н. Житомирова
Глава первая
ЯГАН НИБУР В ГНЕВЕ
Иноземец шел не останавливаясь. Он уверенно ступал по деревянному настилу улицы, не заглядываясь ни на белые церкви, увенчанные золотыми главами, ни на каменные боярские хоромы. Все это давно известно и давно уже прискучило достопочтенному мейстеру Ягану Нибуру. Только изредка, встретясь с владетельным новгородцем, он учтиво приподнимал шляпу с пером, но и тут улыбка не освещала его лица. Иноземец глядел высокомерно, шел, погруженный в свои размышления, и дела ему не было до пестрой толпы, заполнявшей улицы Великого города.
Перейдя мост и попав на Софийскую сторону, иноземец направился по берегу в сторону Детинца. Здесь было тихо, безлюдно. Солнце клонилось к закату. Легкий ветерок с Ильмень-озера слегка шевелил листами молодых топольцев. На горушке красовалась богатая хоромина с цветными стеклышками в оловянных оконницах. Откуда-то неподалеку доносилась веселая новгородская песня:
К хоромине приближалась толпа молодцев. Впереди шел рослый, широкоплечий красавец в алом кафтане и алом колпаке на светлых, золотом отливающих волосах, а об руку с ним молодец, укутанный черной метелью-плащем и в круглой, надвинутой по самые брови шапке.
Иноземец вдруг резко остановился и впился глазами в толпу молодых новгородцев. Потом отступил на шаг и притаился за стволом большой покривившейся березы, продолжая наблюдать за новгородцами.
Песня оборвалась. Молодцы остановились, заспорили о чем-то. Тот, что прятал лицо под низко надвинутой шапкой, чему-то противился, остальные уговаривали. Молодец в алом кафтане не умерял голоса:
- Нет уж, Михалко, - говорил он, - до самого дома дошел, так будь гостем, не обижай хозяина. Ничего с тобой не сделается, придешь ко времени. И узнать тебя никто в такой одёже не узнает.
Тот, кого назвали Михалкой, видно, приободрился, и молодцы всей ватагой направились вверх по горушке к хоромине.
Ян Нибур проводил недобрым взглядом молодых новгородцев. Два багровых пятна резко обозначились на его скулах.
- Негодный сорванец! Разгуливать с новгородцами! Преступать законы Ганзейского Союза! Не мальчишка- взрослый кнехт-приказчик, пора знать закон Ганзы и соблюдать его. Выгнать! Выгнать с позором!
Но как бы ни был взбешен и разволнован мейстер Нибур, взглянув на небо, он вдруг заторопился и зашагал обратно. Становилось темно, а он-то хорошо знал: когда закроются тяжелые ворота Ганзейского Двора, даже его, уважаемого мейстера, не пустят домой до утра. Да, даже его, а этот мальчишка… Пятьдесят марок серебра должен заплатить провинившийся, а где этот Микель возьмет деньги? Нет, выгнать, выгнать! Пусть никогда не увидит стен Любека, пусть остается со своими новгородцами!
Но, сколько бы ни твердил мейстер Нибур - «выгнать, выгнать», - знал, что не поступит так. Нет, это не входило в расчеты Ягана Нибура.
На кнехта Микеля у него были особые надежды. Микель резко выделялся среди других кнехтов Ганзейского Двора прежде всего тем, что знал русский язык. И разве не по его, Ягана, совету старый Нимбругген отправил десять лет. назад своего сына из Любека в Новгород учиться русскому языку? Ганзейскому Двору нужны толмачи: без переводчика трудно вести торговые дела. Мальчик оказался способным: за шесть лет он в совершенстве овладел языком, и выгонять его теперь нет расчета. Была и еще причина, по которой Яган Нибур не хотел лишаться своего кнехта: он считал его подходящим мужем для своей единственной дочери, Эльзы, оставшейся с матерью в Любеке. Микель - юноша серьезный, старательный… Яган Нибур почти привязался к нему. Да, вот это-то больше всего и бесило мейстера. Как! пользоваться расположением такого влиятельного лица и позволять себе шляться с какими-то новгородцами! Огорчать и расстраивать своего будущего тестя!
