Ушкуйники - [100]

На сей раз корень купавриса укатился за пределы гадательного поля, зато в центре круга разместился черный агат с образованным более светлыми слоями рисунком, напоминающим глаз. При виде агата Свид неожиданно почувствовал приступ удушья, захрипел и закашлялся. Он готов был смириться с любым камнем, но только не с этим! Агат считался у тавастов глазом небесного белого орла, упавшим после битвы с черным колдуном на Землю, превратившимся в камень, но продолжавшим наблюдать за деяними – как добрыми, так и злыми – людей. Жрецы называли этот камень Оком Творца. Появление агата в центре гадального расклада означало только одно: пора подводить итог прожитой жизни.

Машинально собрав в мешочек все камешки и корешки вместе с песком, Свид вернулся в избу, лег на постель и недвижно застыл с открытыми глазами. Так он и пролежал до самого рассвета. Когда же запели первые петухи, тихо поднялся, вышел наружу, достал нож и сделал надрез на кисти руки ровно над тем местом, где гадал минувшей ночью. Пролившейся на песок собственной кровью он просил у Чернобога прощения за нарушение главной заповеди гадальщиков: священные предметы полагалось бросать лишь единожды за раз, а не многократно.

…Большой пир посвятили Окопирмису – самому главному богу пруссов. Все жители городища вышли на улицу в белых одеждах, а на голове вождя сверкала еще и небольшая золотая корона. На женщинах, особенно женах знатных людей и жрецов, не бравших обет безбрачия, было нацеплено столько золотых и серебряных украшений, что под утренним солнцем каждая из них сияла как богиня. Мужчины сплошь были безоружными, но беглецы знали, что по лесу рассредоточены отряды дружинников, призванные охранять спокойствие проведения торжественного мероприятия.

– Вишь ведь как, – рассудительно заметил Носок, – народ-то тут вроде нашего оказался: дома в сермяге ходим, а как праздник, то чисто тебе купцы али князья какие. Да на такое количество злата можно припеваючи хоть сто лет жить. И откель тока у них такое богатство?

– Раньше, до вторжения в эти края ордена, балтийскими янтарем и мехами торговали пруссы, – принялся объяснять Горислав. – Мехов-то у нас и своих на Руси хватает, а вот янтаря, увы, нет. Потому и большие деньги за него немцам платим.

– И чаво в ентом янтаре такого особливого? – Носок потрогал свой пояс, густо улепленный янтарными пластинами. – Цены на него, конешно, непомерные… енто да. Но как по мне, так серебро гораздо лучше. И не горит, и не ржавеет.

– Янтарь защищает от несчастий, дарует удачу на охоте, лечит от многих болезней, – продолжил делиться познаниями Горислав.

– А если положить его на грудь спящей жены, то она сознается во всех своих дурных поступках, – поддержал его Венцеслав с лукавой улыбкой.

– Хорошо тебе, холостому, шутить, – сердито ответил Горислав. – А у меня сердце кровью обливается, как подумаю о жинке своей да о детках. Как они там без меня? Не забижает ли кто? А сознаваться моей голубке не в чем. Она мне до могилы верна будет, я это знаю. Поклялись мы друг другу…

– Прости меня за глупые слова, – виновато опустил голову Венцеслав. – Моя сестра действительно верный человек. Она никогда тебя не предаст.

– Э, да они, оказывается, сродственнички! – ткнул Носок Стояна кулаком в бок.

– Кто бы сомневался! Они ж друг за друга в огонь и воду пойдут…

Перед началом пира к гостям пожаловал сам криве-кривайто Небри с помощниками, жрецами высокого ранга, и те произвели над чужеземными героями необходимый обряд очищения, благодаря которому те как бы превратились на некоторое время в соплеменников сембов. Дело в том, что пруссы почитали природу как единое скопление больших и малых богов: солнце, луна, звезды, гром, птицы и даже жабы – все считалось у них божествами. Имелись также у пруссов заповедные священные леса, поля и реки, где никому не позволялось рубить деревья, пахать землю или ловить рыбу. И все-таки самыми почитаемыми местами считались у них испокон веков священные рощи. В одной из таких рощ и намечено было сегодня провести пир и произвести обряд жертвоприношения по случаю возвращения Большого Знича, но войти в такую рощу разрешалось только человеку своего племени. Для того, собственно, по отношению к гостям и был произведен обряд очищения-посвящения.

Когда процессия вышла за ворота городища, Небри снял расшитую серебряной нитью темную накидку с предмета, который бережно нес в вытянутой вперед руке, и вся толпа невольно ахнула: на ладони криве-кривайто засияло маленькое солнце! По случаю большого праздника жрецы решили явить соплеменникам Большой Знич, дабы придать им пущей уверенности в своих силах, а попутно и изгнать хвори из болезных.

Вместе с ахнувшей от восхищения толпой вскрикнул невольно и Стоян, но по иной причине. Мало того, что оберег, висевший у него на шее, вдруг засверкал ярким светом, пробившимся даже сквозь полотно рубахи, так он еще и сильно обжег кожу.

– Ты енто… чего?! – удивился Носок, заметив, что Стоян подпрыгнул на месте, скривился от боли и полез за пазуху.

По счастью, приятели шли не впереди и не в центре общей процессии, так что на их вынужденную остановку внимания почти никто не обратил.